Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945 - Джеральд Рейтлингер

которую невозможно удержать. Он тупо слушал доклад Херре о несбывшихся надеждах и неуспокоенных страхах, но, когда Херре заговорил о том, что власовская армия могла бы стать козырной картой, если бы только Германия смогла продержаться до момента, когда между западными союзниками и Россией появится брешь, Гиммлер ответил с большим здравомыслием, нежели обычно ему приписывали: «Это cura posteriora» (дело будущего, будущие заботы — лат.).

Тем не менее было примечательно то, что, пока Гитлер хвастался заключенными, глухими и немыми, стариками и школьниками, поставленными в строй (фольксштурма. — Ред.) «импровизаторами», такими как его старые, выжившие из ума вожди СА Петерсдорф и фон Пфеффер (Ф р а н ц ф о н П ф е ф ф е р ф о н С а л о м о н — верховный фюрер гитлеровских штурмовых отрядов СА до 1926 г.; с 5 декабря 1926 г. также верховный фюрер молодежной организации НСДАП гитлерюгенд), Гиммлер должен был проявлять такое безразличие к армии Власова. Как обычно, закулисные политики играли свою роль. В этот момент Власову оказывали знаки внимания высшие персоны партии. Его принимали Геринг, Риббентроп и Геббельс. Но Гиммлер даже не увиделся с Власовым повторно, потому что боялся слишком открыто показывать свой интерес. Все считали, что звезда Гиммлера на закате и что Борман обеспечил себе назначение на должность командующего группой армий, чтобы уничтожить его. Борман, личный секретарь, был теперь наиболее могущественным человеком в Германии и одним из наиболее упертых. Похоже, у него не было никакого реального плана действий, кроме как держать умирающего фюрера в абсолютной изоляции от рассыпающейся нации. И он был все еще тем же Борманом, который был потрясен большим количеством здоровых детей на Украине. Чтобы контролировать плетущих интриги остполитиков, Борман прикомандировал к КОНР мрачную фигуру — Пауля Даргеля, бывшего заместителя Эриха Коха. Скорее страх перед этим «сторожевым псом», а не проделки Розенберга и комитетов сепаратистов заставил фанфары Пражской конференции умолкнуть. Но все же правительство КОНР было организовано на бывшей (была и есть. — Ред.) славянской земле, даже если гаулейтер Конрад Генлейн и пытался выселить его из отеля «Ричмонд» в Карлсбаде. Любые дальнейшие шаги в сторону панславизма порицались самим Гиммлером. Например, в феврале 1945 г. должна была состояться конференция в Братиславе. В этом прифронтовом городе должны были встретиться представители всех союзных (Гитлеру. — Ред.) славянских правительств, Хорватии, Сербии, Словакии и КОНР.

Легко понять, почему такие упрямцы, как Борман, боялись такой конференции. Они опасались, что добровольцы дезертируют от них, чтобы создать «третью силу» среди славян на юге. Такая «третья сила» была бы смехотворна в Германии, где восточные и западные армии двигались с таким стремительным натиском, что у них не было времени на раздоры. На Балканах дело обстояло по-другому. От Карпат до Адриатики союзные правительства Тисо (в Словакии), Салаши (в Венгрии), Недича (в марионеточном обрубке, оставшемся от Сербии) и Павелича (в Хорватии) были только прогерманскими, потому что они были антисоветскими. Если бы для 800 тыс. русских, которые не могли вернуться домой, было возможным соединиться с этими элементами, это добавило бы проблем Красной армии. Чтобы умиротворить Балканы, ей потребовалось бы столько же времени, сколько ушло на очистку Украины и Галиции от банд ОУН. Лишь немногим слабее стояла эта проблема на западе Балканского полуострова, хотя много месяцев после войны в горах к востоку от Триеста рыскали казаки и бывшие члены «туркестанских» подразделений СС (вероятно, имеется в виду дивизия СС «Новый Туркестан», сформированная в январе 1944 г. — Пер.) вместе с уцелевшими сербскими «четниками» Михайловича и «усташами» Павелича.

То, что Власов был не способен извлечь выгоду из этой ситуации, было большей частью результатом его собственного фатализма и инерции, но это также могло быть результатом подозрений Гиммлера, который до самого последнего момента держал две власовские дивизии в Германии. В Словении и Хорватии фон Паннвиц хотел перейти со своим армейским казачьим корпусом под командование Власова. Если бы Власов прибыл на Балканский фронт лично, казаки провозгласили бы его своим вождем. Его признавали даже такие казачьи сепаратисты, как атаман Доманов, который набирал добровольцев в 1942 г. на Дону. Примирение было результатом трудов эсэсовца Одило Глобочника, высшего руководителя СС и полиции в Далмации и Триесте (О д и л о Л о т а р и о Г л о б о ч н и к (1904–1945) — государственный и политический деятель нацистской Германии австрийского происхождения (со словенскими корнями), группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции. — Пер.). Используя несколько казачьих подразделений в антипартизанских операциях, Глобочник ушел вместе с ними после войны в горы. 31 мая 1945 г. он был схвачен англичанами в Каринтии (Австрия). Глобочник, палач двух миллионов польских евреев, сделал выбор в пользу цианида. Но в СС этот род деятельности не так уж редко сочетался с либеральной «восточной политикой».

Анабасис[10] без надежды

Когда Буняченко наконец получил в начале марта 1945 г. приказ выступать на фронт к Одеру, он, может быть, планировал это выступление на юг как меру спасения, но при этом не получал никаких указаний от Власова, занятого еще одной бесполезной сессией КОНР в Карлсбаде (Карлови-Вари). 27 февраля на одной из встреч казачий офицер объявил, что на сторону корпуса Паннвица на западе Балканского полуострова перебежали 803 казака из Красной армии, прилетев в угнанных транспортных самолетах. История вряд ли могла быть правдивой, и если она имела целью увлечь Власова на юг, то своей цели она не достигла. Власов был переполнен радостью от успехов его солдат на Восточном фронте (не имевшее значения локальное боестолкновение. — Ред.). В явном противоречии была мрачная речь бывшего бургомистра Киева, подчиненного Эриха Коха, бывшего священника Леонтия Форостовского, который сейчас проживает в Южной Америке в качестве беженца (умер в 1974 г. в США. — Ред.). Даже этот коллаборационист из коллаборационистов, не колеблясь, заявил немцам, что они предали дело борьбы со сталинизмом и что пробил двенадцатый час.

Буняченко отказался выступать без разрешения своего собственного командующего, так что Власову пришлось лично подтвердить приказы Гиммлера, прежде чем первая дивизия начала свой громыхающий марш без использования железнодорожного транспорта или автомобилей через Вюртемберг и Баварию. Две недели колонны тащились вперед, часто встречая на пути беглецов из числа восточных рабочих или узников лагерей для военнопленных. Германским руководителям трудовых лагерей для того, чтобы предотвратить дальнейшее дезертирство, пришлось вновь натянуть колючую проволоку и прекратить действие немногих послаблений, которые были разрешены ранее. Восточные рабочие рассказывали добровольцам свои истории о постоянном угнетении, и мораль