Чужая корона - Алексей Изверин

Гонец обернулся быстро. Или граф Лир был наготове? Скорее всего и первое, и последнее справедливо.

Пограничники, вооруженные и снаряженные почти так же, как и степняки, врубились в замявшуюся в давке толпу с фланга. Степняки для них враг привычный, не раз его бивали, не раз сами получали, и уже знали, куда надо бить и что делать.

Пограничный легион, ставший благодаря графу Лиру вновь грозной силой, в одно мгновенье сгрыз кусок пестрого одеяла орды кочевников. Всадники рубились с силой и отчаянием, сначала ударили в короткие копья, потом взялись за мечи, задние стреляли из луков. Перед передними рядами враз вспухли облачка порохового дыма, на скаку умудрились метнуть гранаты.

По центру атакующих порядков виднелся штандарт с грифоном — там был граф Лир. Не в первых рядах, но и не в тылу. Я перевел бинокль туда, увидел графа. Тот восседал на лошади, оглядывал поле в подаренный бинокль. Перевел взгляд на стену, отнял бинокль от лица, махнул рукой, спустя миг небольшой отряд пограничников врезался во фланг избиваемой толпы, буквально отрезал от неё небольшой кусок, а второй отряд, побольше, этот кусок споро порубили.

Я уж думал, что все кончилось. Но для паники ещё были пределы. Любой порядок, какой и мог быть, в этом месиве людей и коней исчез, над полем поднялся многоголосый крик и жуткий грохот дерева, металла и живой плоти, сталкивающихся в различных сочетаниях меж собой.

Толпа заметалась, бросилась то туда, то сюда, завязли в колючке… Пограничники на свежих лошадях настигли это стадо и кололи, рубили в спины. От толпы отсекали куски, прижимали к стенам, выгоняли на колючку и безжалостно рубили.

Даже со стены это безумие выглядело страшно. Это же даже не разгром, нет. Это просто дикая резня!

— Гонец от графа Лира, Ваше Величество! — Ко мне подбежал молодой паренек, чуть старше Вихора, пал на одно колено. — Орда беспорядочно бежит, лагерь горит! Они бросили все! Мы заняли их лагерь!

И в ноги мне полетело обломанное копье с бурым вонючим хвостом, бунчук.

— Фу, что за дрянь? Эй, что это?

— Это ханский бунчук! — Гордо объявил паренек. — Он в крови, Ваше Величество…

— Хана?

— Нет, это кровь наших людей, степняки каждый день должны его кровью врагов…

— Унеси и выбрось куда‑нибудь. Графу персональное спасибо. Нет, стой… Говоришь, наших людей кровь? Тогда закопай за городом, отдельно. Ладно?

— Да, мой король! — Паренек отсалютовал как‑то странно, сжатый кулак правой руки приложив к левому плечу, и умчался.

Вот и все, в общем‑то. Так мы победили.

Наши потери оказались не столь велики, как мне казалось. Деморализованные степняки почти не сопротивлялись, они лишь стремились убраться куда подальше от этого страшного места. И упорно дрались лишь за то, чтобы не вернуться туда, где так много их соплеменников настигла смерть.

В общей сложности сотня убитых и втрое больше раненых, многие ещё на стенах, во время первого обстрела.

А у них?

Первые залпы пушек унесли не очень много жизней, второй уже прошелся железной косой, а ещё множество погибло в давке, когда лошади испугались ракет и понесли. Причем ещё не ясно, от чего же погибло больше народу… И даже сколько погибло, не поймешь. Явно не тысяча, да и не десять тысяч. Больше, много больше.

Множество людей повисли на колючей проволоке, было бы у них время, то её бы смогли выворотить и порвать, расчистить себе пути, да кто бы им это время‑то дал? "Чеснок" не так хорош, как полноценная проволока. Теперь я понимал, почему именно с наступлением века колючей проволоки кончилась эпоха лихой кавалерии.

Да просто извели.

К вечеру от поля боя уже начало ощутимо пованивать.

Все это потом неделю разгребали, рыли громадные могилы и стаскивали туда трупы, кое‑как заливали хлорамином, а в каждой крестьянской семье по паре лошадей появилось, крепеньких, выносливых. Это из тех, которые в общем табуне остались, чьи хозяева в последнюю атаку пешими шли.

Старый лагерь для перемещенных лиц, куда я бедняков из Мойки селил, степняки разгромили и спалили, для них пришлось срочно новый городить, за спешно снятой колючей проволокой. Лагерь пленных переполнился практически сразу же, и понемногу приводили еще. Всего тысячи три набралось, раненые тоже были. И всех их надо было бы чем‑то кормить!

Попалось пара ханов из тех, что помельче да побестолковей, которые не успели вовремя сделать ноги. Все крупняки в первые же выстрелы поворотили горячих коней да дунули к себе обратно в Предвечную, охаживая лошадиные бока плеткой для лучшей скорости.

Но мне уже не до них было, я как добрался до кровати, так и выключился просто.

За один день Большую Орду разгромить — шутка ли?

— Хорошо охраняла? — Спросил я Лану.

Та кивнула, а мои охранники за её спиной чуть улыбнулись, тепло так.

— Ладно, пошли внутрь, расскажешь, что да как было. — Я глубоко зевнул. — А вы что, давно сменялись?

— Днем, Ваше Величество! — Ответил мне старший караула.

— Смену взять, я спать, если что‑то не очень важное, то пусть граф Виктор разбирается, он где‑то в городе, организует оборону… И поесть…

— Ваше Величество. Никого не было, никто не пытался пройти в ваши покои…

— Да вижу. Молодец ты.

Ужина я так и не дождался, выключился просто, как стоял, так и упал, не раздеваясь.

И проснулся под трель телефонного звонка.

— Привет, Серег. Это я, Леха…

— Какой ещё Лёха? — Сонно спросил я. Перед глазами ещё стояло поле боя и вид на большую кровать в королевском замке, с балдахином, с кораблем.

— Да Гюго! Слушай, полчаса у тебя есть на сегодня?

— Да есть… — Я перевернулся на бок, и выругался. Бинокль, который я весь день таскал с собой, так и остался при мне, а ещё куртка и почему‑то правый сапог. А где левый‑то? Бли — и-и — ин…

Встретились мы в небольшом кафе под открытым небом. Гюго был непривычно так мрачен и даже немного зол. Перед ним на столике стояла большая стеклянная кружка темного пива, на треть пустая.

— Вот, погляди. — И на пластиковый стол легла пухлая папка.

Я начал листать.

Петренко Иван Алексеевич. Отец, мать служащая. Окончил десять классов общеобразовательной школы, поступил в вечерний институт, окончил с отличием без отрыва, образование высшее, не привлекался. Вожатый пионерской дружины школы. Ага, принят в комсомол… Член ВЛКСМ с какого‑то года. Опять же, вожатый отряда. Секретарь в областном комитете КПСС… Второй секретарь областного комитета КПСС Ставропольского края. Уволился по собственному желанию, восемьдесят пятый год. Восемьдесят седьмой, настоятель храма Пречистой во Свирищах. Девяностые встретил главой епархии. Исторгнут из сана, девяносто первый год. Председатель ОАО "Романец" по настоящее время.