Милорадович - Александр Бондаренко

Как видим, компания была достаточно тесная, все на виду, все друг с другом общались. Конечно, все вращалось вокруг Александра I.

«Повторение одного и того же предмета равномерно весьма естественно, потому что император, находясь с посторонними людьми, не мог наложить на себя печати молчания; взор и внимание всех, на него устремленные, поставляли его в необходимость говорить, что, конечно, бывало иногда для него, как и для всякого другого на его месте, утомительно. Однажды он жаловался на сие графу Милорадовичу, который отвечал ему с обыкновенным своим чистосердечием:

— Я с вашим величеством не согласен и нахожу, что очень легко говорить пустяки; я более ничего, кроме вздора, не говорю»[1600].

Впрочем, не он один в этой компании был такой…

«Хотя формулярный список Федора Петровича [Уварова] и говорит, что он "по-российски, по-французски и по-немецки читать и писать, и историю, географию, математику знает", но современники утверждают, что образованием он не отличался. По поводу его исторических познаний Михайловский-Данилевский рассказывает следующий случай. Во время поездки в Крым в мае 1818 года Александр Павлович был в Керчи на Митридатовой горе; Уваров вздумал говорить с принцем Гессен-Гомбургским о древностях и сказал: "Взгляните на эту гору, построения на ней столь древни, что даже живущий в Крыму очень старый грек Павзаний не запомнит, кем они сооружены". Государь изменился в лице и заметил своему неудачно похваставшемуся познаниями генерал-адъютанту: "Федор Петрович, оставим древности, это не наше дело"»[1601].

«В особенности прославился Уваров своим французским языком. "Уваров, — говорит князь Вяземский, — иногда удачно поражал французов на поле сражения, но еще удачнее и убийственнее поражал французский язык в разговоре. Охота была смертная, а участь горькая…" …Однажды Уваров и Милорадович, тоже известный плохим знанием французского языка, горячо разговаривали о чем-то. Александр Павлович обратился к графу Ланжерону с вопросом, о чем они беседуют. "Извините, государь, — ответил Ланжерон, — я их не понимаю, они говорят по-французски"»[1602].

«Не доезжая Алупки, государь посетил сад графа Милорадовича, лежащий на самом берегу моря. Одно из любимых мечтаний сего необыкновенного человека состояло в том, чтобы предполагать, как он в самом уединенном краю света проведет остаток жизни своей, посвященной славе, любви и затеям…

Местоположение сей дачи прекрасное; в ней находится множество плодовых деревьев, несколько водопадов и террас, устроенных природой, позади сада идет дорога, а за ней возвышается цепь серых скал, которые едва не касаются неба. Граф Милорадович, встречая государя, сказал, указывая на лавровые деревья: "По крайней мере, для вашего величества здесь есть воспоминания". Государь при сем прекрасном приветствии немного смешался и отвечал графу, что лавры принадлежат ему; потом кушал чай у него и сам по просьбе хозяина выбрал место для будущего дома»[1603].

Хотя вскоре с этим домом возникли некоторые проблемы — но граф и здесь с честью вышел из создавшейся ситуации.

«В Крыму, когда граф Милорадович купил себе имение, сосед его татарин завел с ним тяжбу. Граф очень занимался тяжбой и когда выиграл ее, то подарил ему клочок земли и сказал: "Это посредством благодеяний я хотел водвориться в Крыму"»[1604].

«Во время путешествия императора Александра по южному берегу Крыма в 1818 году остановились все перед скалой огромной величины, въезд на которую казался невозможным. Пока проводники подтягивали подпруги лошадей, Милорадович стрелою вознесся на утесы. Глядя на него, государь император сказал: "Михайло Андреевич хочет во всем быть первым!"»[1605]

Казалось бы, все хорошо и прекрасно, и все участники путешествия в равной степени им наслаждаются. Однако…

«Мастерские рассказы и веселый нрав графа Милорадовича, бывшего душой путешествия в Крыму, заставляли государя и всех нас хохотать. Взирая на его любезность, нельзя было воображать, что он почитал себя в то время жестоко обиженным назначением графа Витгенштейна, младшего его в чине, Главнокомандующим 2-й армией, вместо Беннигсена. Он мне в тот же вечер в Феодосии открыл свое сердце и сказал, что он намерен был выйти из службы»[1606].

Когда в 1813 году граф Витгенштейн принял Главную армию в обход Михаила Андреевича, он к этому отнесся спокойно. Теперь же было обидно — должность главнокомандующего в мирное время представлялась, в общем-то, синекурой… Но — не судьба. Графу готовилось новое, совсем иное назначение.

«Милорадович сопровождал императора Александра I в путешествии его по Крыму, и в этой поездке, благодаря своему веселому нраву и неистощимым рассказам, окончательно приобрел дружеское расположение государя»[1607].

* * *

Что можно еще вспомнить о том времени, когда граф командовал Гвардейским корпусом? Например, такое:

«Высоко ценя награды за военные подвиги, Милорадович думал иначе о своих заслугах в мирное время. "Убедительно прошу ваше величество, — сказал он однажды императору Александру, — не награждать меня. Ваше милостивое обращение со мной составляет мое счастье. Вы не отказываете мне ни в чем, утверждаете все мои представления — и мне приятнее выпрашивать у вас ленты другим, нежели получать их самому, сидя у камина"»[1608].

Кстати, граф Аракчеев, которого любят упрекать во всех смертных грехах, также отказывался от многих наград — в том числе и от чина фельдмаршала.

Известно, что «…в 1818 году было решено сократить срок службы на 3 года, но и то только для гвардии. Армейские же солдаты должны были служить по-прежнему 25 лет»[1609]. Понятно, что идея сократить срок службы для гвардейцев принадлежала не военному министру и, разумеется, не государю. Кому ж тогда, если не командиру Гвардейского корпуса — «Другу солдат»?

А между тем именно в ту пору у Михаила Андреевича выискался серьезный и влиятельный антагонист. «Приказом от 27 июля 1818 года он [Николай Павлович] был назначен командиром 2-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии (полки лейб-гвардии Измайловский и Егерский). Эту скромную должность великий князь Николай Павлович занимал до 1825 года»[1610].