Милорадович - Александр Бондаренко

Сам граф обратился с письмом к рязанскому губернскому предводителю дворянства Дмитрию Николаевичу Маслову: «Принадлежащий вам крепостной человек Иван Сибиряков прислал на имя Государя Императора в честь Его Величества стихи своего сочинения. Стихотворение сие показывает, что сочинитель имеет дарования и способности, достойные одобрения. Многие почтенные любители отечественной словесности приемлют живейшее участие в положении Сибирякова, и я со своей стороны почел приятной обязанностью узнать мнение ваше насчет судьбы сего человека: не расположены ли вы продать его и за какую именно цену? В таком случае он куплен будет для того только, чтобы получить в то же самое время свободу, которой он столько достоин…»[1633]

Рязанский предводитель отвечал: «Он, с немалыми издержками будучи воспитан в московских училищах, приспособлен мною к письмоводству и теперь прекрасным отправлением оного и честным поведением заслуживает совершенно мое доверие, почему бы я не решился ни за какую цену его продать опять в крепостное право. Но, почитая священной обязанностью способствовать счастью человека, своими достоинствами умевшего в почтенных любителях отечественной словесности снискать участие к его освобождению, я поставляю приятным долгом содействовать к общему их удовлетворению; в особенности лестно для меня исполнить угодное вашему сиятельству. Но как Сибиряков обучен еще кондитерству… то по всей справедливости считаю непревосходною цену получить за него 10 тысяч рублей»[1634].

Громадная сумма! Г-н Маслов уразумел, как можно поживиться. Деньги собрали сообща, «путем доброхотных пожертвований».

«Сибирякову все деньги собраны, и все тем же добрым Глинкой, который вместо чаю начал по утрам пить воду для того, что на чай нет денег…»[1635]

Освобожденный Сибиряков служил в театре, ничем особо себя не проявил, а слабость к крепким напиткам ускорила его кончину. Печальная история!

От освобождения талантливого крепостного — к отмене крепостного права.

«Назначенный статссекретарем при Государственном совете, Николай Иванович [Тургенев][1636] в 1819 году представил императору Александру, через графа Милорадовича, записку, озаглавленную: "Нечто о крепостном состоянии в России". Мысль, проведенная им в этой записке, состояла в том, что конец рабству может положить одно самодержавие, что оно одно может избавить Россию от подобного позора»[1637].

Вот что «хромой Тургенев» — так назвал его Пушкин в «Онегине» — писал: «Дабы по совести разрешить вопрос сей, надобно вспомнить, что Россия с горестью взирает на несколько миллионов сынов своих, которые не имеют даже и прав человеческих. Всякое распространение политических прав дворянства было бы неминуемо сопряжено с пагубою для крестьян, в крепостном состоянии находящихся. В сем-то смысле власть самодержавная есть якорь спасения для Отечества нашего. От нее, от нее одной, мы можем надеяться освобождения наших братии от рабства, столь же несправедливого, как и бесполезного. Грешно помышлять о политической свободе там, где миллионы не знают даже и свободы естественной… Итак, согласимся в том, что одно только правительство может приступить к улучшению жребия крестьян»[1638].

«Мысль эта поразила императора, и он сказал графу, что возьмет лучшее из этой записки, благородная откровенность которой не прибегала ни к каким уловкам и оттенкам, и "непременно сделает что-нибудь для крестьян"»[1639].

Но, как всегда в России, все ограничилось благими намерениями властей.

«13 февраля [1820 года]. Мое нечто понравилось Милорадовичу, и он отдал его далее. Там и село. И там, как говорят, не умерла еще идея освобождения. Но я начинаю верить одним только делам. А дела нет, даже и в надежде»[1640].

Гораздо успешнее были филантропические предприятия, осуществляемые графом по долгу службы.

«[Квакеры][1641] Греллэ и Ален прибыли в ноябре 1818 года»[1642].

«Граф Милорадович, с которым мы часто видались, сопровождал нас при посещении некоторых тюремных заведений; он выразил готовность произвести улучшения, какие, по нашему мнению, окажутся нужными и возможными. Мы обратили его внимание на страшную неопрятность, на насекомых, на неудобство помещения мужчин и женщин в одном доме… мы говорили ему также о необходимости разделить заключенных по категориям, дабы тяжкие преступники не смешивались с теми, которые подвергнуты тюремному заключению из-за мелких проступков. На это губернатор ответил нам: "все это может быть исполнено"; и несколько дней спустя он сказал нам: "все, о чем вы говорили мне, уже сделано". Заключенных снабдили метлами, щетками и мылом, чтобы они могли держать в чистоте и порядке свои помещения»[1643].

«Греллэ: [Александр I] просил нас откровенно рассказать ему обо всем, что замечено нами в тюрьмах во время нашего пребывания в России. Генерал-губернатор доложил ему обо всех изменениях и улучшениях, которые мы считали полезным ввести в темницах, и государь вполне одобрил уже произведенные там перемены»[1644].

Есть и такое свидетельство:

«Первое внимание на тюрьмы в столице обратил Санкт-Петербургский военный генерал-губернатор граф М.А. Милорадович, пылкий, сердобольный, готовый на всякое добро, он принялся за это дело с тем же жаром, с той же твердой волей, которые обнаруживал, уничтожая препятствия на пути к победе и славе. Оттого, в самое короткое время, грязные убежища превратились в опрятные комнаты; полы и возрасты разделены, и размещение произведено по роду преступлений. Он посещал темницы, как заботливый хозяин, как человек, преисполненный любовью к несчастным… Однажды (это было в день Благовещения) он сказал мне: "Сегодня по давнему обычаю в России выпускают птиц на волю. Пойдем — выпустим на волю словесных птиц!" И мы пошли в главную Санкт-Петербургскую тюрьму. Граф послал за прокурором, пересмотрел записки о содержании дел заключенных и выпустил (взяв на себя доложить государю) более двенадцати человек…»[1645]