Читающий по телам - Антонио Гарридо

Но и это еще не все. В Китае фамилия всегда ставится перед именем, при этом чаще всего имя вообще не используется — играет роль только фамилия, так что к нашему герою, которого я на всем протяжении романа называю Цы Сун или просто Цы, его современники на самом деле должны были обращаться Сун Цы, а еще чаще — просто Сун.

Почему я изменил этот порядок? В общем-то, основных мотивов было три. Во-первых, чтобы приспособить это словоупотребление к нашим западным обычаям. Во-вторых, чтобы избежать путаницы, когда в одном абзаце речь идет об отце и сыне (Song и Song). И в-третьих, из-за странного совпадения: в то время императорское семейство тоже носило фамилию Song (Tsong).

Когда с вопросами именования было покончено, передо мной встала еще более сложная дилемма. Возможно, одна из важнейших проблем любого писателя, задумавшего написать роман на историческом материале, — это соотношение правды и вымысла, допустимое в книге, которая по правилам жанра должна отражать все доступные автору сведения.

Мне не раз доводилось участвовать в круглых столах, целью которых было определить понятие «исторический роман»; такие дебаты неизменно — с большей или меньшей степенью горячности — сводились к обсуждению того, каковы должны быть степень, качество и количество подлинной истории в романе (каковой, по самому определению, есть нечто выдуманное), чтобы роман действительно можно было считать историческим. Часто бывало так, что участники таких собраний в конце концов соглашались с классификацией, некогда установленной профессором семиотики Умберто Эко, который в нескольких своих статьях выделил три различных типа. 1) Роман романтический, или роман с фантастическими обстоятельствами, в котором и персонажи, и события, и исторический фон представляют собой чистую выдумку, но прикрыты завесой правдоподобия. Образцом этого типа могут послужить романы артуровского цикла, сочиненные Бернардом Корнуэллом. 2) Второй тип Эко определяет как «Книги плаща и шпаги» — романы, в которых реальные исторические персонажи по воле авторского воображения попадают в ситуации выдуманные, никогда не имевшие места в действительности. К этому разряду относятся такие авторы, как Александр Дюма, Вальтер Скотт или Лев Толстой. 3) И наконец, итальянский автор говорит о так называемых «Романах исторических в полном смысле слова»; он определяет их как романы, в которых выдуманные персонажи действуют в совершенно реальных исторических обстоятельствах (в этот ряд Эко, разумеется, включает свое знаковое произведение «Имя Розы»).

Многие говорят, что в этой классификации отсутствуют романизированные биографии, поддельные мемуары и более — или менее — строгие эссе на историческую тему.

Но что бы ни говорили, мое мнение таково: исторический роман должен быть в первую очередь романом. Мы должны принять, как аксиому, что роман — это выдумка и что только этим объясняется его магия, его способность завораживать. Как только мы преодолеем этот трудный для понимания барьер, ключ следует искать в строгости и честности, с которой мы подходим к излагаемым в романе историческим событиям. Для меня столь же исторично писать о Юлии Цезаре и его Галльской войне, как и о безымянном рабе, лишившемся жизни при строительстве пирамид. Все зависит от строгости описания. Цезарь — персонаж, несомненно, исторический, однако это не дает гарантии, что такими же будут его поступки, чувства или мысли. Во втором случае раба не существовало, но мог бы существовать кто-нибудь, на него похожий. И если наш вымышленный персонаж будет вести себя так же, как и раб, который мог бы существовать, тогда сцена с ним получится столь же реальной и полной жизни, как будто бы мы действительно совершили путешествие в прошлое и смогли его увидеть.

Разумеется, обязанность автора — написать роман, в котором Цезарь думал, чувствовал и поступал бы не только так, как известно нам по историографическим источникам; в противном случае нам придется говорить не о романе, но об эссе, биографии или об историческом документе. Однако в обязанности автора также входит и правдоподобие вымысла, и чтобы этот вымысел непротиворечиво сочетался с тем, что, как мы знаем, происходило в действительности.

Мы ошибемся и в том случае, если осудим исторический роман, в котором вымышленные персонажи действуют в реальном мире, потому что этот мир и все события, окружающие героя, суть часть нашей Истории — именно так, с большой буквы.

С этой точки зрения обязательно подчеркнуть, что, хотя большие события всегда запоминаются лучше, именно малые события сопровождают нас всю жизнь, день ото дня, они делают нас счастливыми или несчастными, заставляют нас мечтать и верить, побуждают нас любить, принимать решения, а иногда — бороться и умирать за то, во что мы верим. Великий историк Жан ле Гофф был первым, кто оправдал историю обыденных событий: средневековых ярмарок, бедняцкой жизни в деревнях, болезней, повинностей и наказаний; реальность жизни забытых людей в противовес блеску и грохоту сражений, о которых всегда повествуют победители.

Всем, кому захочется углубить свои познания в этой теме, я искренне рекомендую эссе «Пять взглядов на исторический роман», вышедшее в издательстве «Evohe» за подписями Карлоса Гарсиа Гуаля, Антонио Пенадеса, Хавьера Негрете, Гисберта Хэфса и Педро Годоя. Эти знаменитые авторы обладают не только видением проблемы — их эссе к тому же и увлекательны, и поучительны.

В «Читающем по телам» главный герой Сун Цы — это реальный персонаж, известный не своими делами, но своими книгами. Поэтому я в романе постарался отразить со всей возможной точностью способы его работы, его новаторские методы по осмотру трупов, трудности, встававшие на пути его начинаний, его отвагу, проницательность, любовь к учебе, готовность защищать истину и справедливость. Все судебные процессы, техника осмотра, законы, протоколы, анализ, методы, инструменты и материалы, описанные в каждом из эпизодов романа, достоверно отражают действительность. В труппе актеров есть и другие реальные персонажи, среди которых император Нин-цзун и его свита, министр наказаний Кан и старый профессор Мин. Мне помогали также и известные исторические факты — такие как существование независимой от университета академии, ситуация политической нестабильности на границе и, главное, появление первой в мире ручной пушки, то есть пистолета — оружия столь же новаторского, сколь и смертоносного. Но, конечно же, я добавил многое от себя, и эти выдуманные элементы позволили мне, опираясь на правдоподобие, создать окружение главного героя и сплести интригу. Таким образом, я выдумал запутанный сюжет, основанный на том, каким образом секрет боевого пороха, хранимый китайцами как величайшая государственная тайна, мог попасть в руки их врагов — монголов, а через них добраться и до Европы.

Первая ручная пушка, о которой нам известно, бронзовое изделие, изготовленное в эпоху династии Юань (1271–1368), ныне хранится в Историческом музее Шэньси, в Сиане. И хотя это единственное историческое доказательство, каким мы располагаем, вполне разумно звучит гипотеза, что нечто подобное могло быть изобретено и раньше. Сами владыки Юань были из монголов: пастухи-кочевники без всяких технических и научных познаний. После завоевания Китая они восприняли обычаи и технологию побежденных; на этом основании вполне допустимо предположить, что ручная пушечка, обнаруженная в Маньчжурии, была усовершенствованной переделкой прототипа, созданного еще при династии Сун. Теория эта подкрепляется еще и недавней находкой: в Сычуани была обнаружена статуэтка воина с неким огнестрельным оружием, напоминающим маньчжурскую пушечку. Эта скульптура была создана в XII веке во время династии Сун.