Записки мертвеца - Георгий Апальков

на площади вместо игрушек. Но это так, лирика. Задача ясна, капитан?

— Так точно. Разрешите уточнить состав группы?

— Ты и пацан, — ответил Старков, кивком головы указав на меня, — Больше у меня свободных людей нет. Да и толпа тут тебе ни к чему.

— Та-щ полковник, но вчера вы же говорили…

— Что я говорил? — повысил голос полковник, вознамерившись как следует разнести капитана, но осёкся, вспомнив о присутствии нижестоящего по званию в кабинете, и продолжил уже ровным тоном, — Помню я. Говорил, что на твоё усмотрение будет. Говорил, что возьмёшь, сколько надо. То было вчера. На текущий момент обстановка другая. Люди нужны, понимаешь? Действовать быстро надо на всех направлениях, иначе банды успеют опомниться, сбиться в кучу, и тогда у нас уже будут проблемы посерьёзнее, чем бестолковые мертвяки. Если, конечно, этих проблем уже нет, а мы просто пока о них не знаем. Возвращайся к подразделению, назначь до развода себе заместителя, и в путь. Машину вам с малым к тому времени найдут, я уже солдатика отправил. Вопросы?

— Никак нет. Вопросов нет, — ответил капитан, и я совершенно точно знал, что он врёт. Как минимум один вопрос, разумеется, был у него в голове и не давал ему покоя, приводя Смирнова в бессильную ярость и возбуждая в нём чувство вселенской несправедливости. Капитану до ужаса, до красных пятен злости на шее и на лбу хотелось задать Старкову вопрос: «Почему вы посылаете именно меня?» Почему не просто офицер, а командир подразделения должен идти с рядовым в разведку, да ещё и вдвоём? Почему вместо него нельзя отправить какого-нибудь толкового сержанта или максимум — прапорщика, как это делалось обычно, где-нибудь, скажем, в патруле? Капитана волновало это настолько, что мучившие его мысли, видимо, каким-то неведомым образом просачивались наружу. Иначе не объяснить слова полковника, которыми он попытался подбодрить капитана перед его уходом:

— Капитан, я тебя отправляю не в наказание за то, что ты троих вчера потерял, а потому что таким, как ты, доверять могу. Знаю, что ты сам мог бы и нормального сержанта к солдату приставить, который задачу бы выполнил. Но мне ты нужен. А то время такое: живые иногда хуже мёртвых могут оказаться. Понимаешь?

Смирнов только кивнул и ничего не сказал на это. Ответа и не требовалось. Я понятия не имел, что имеет в виду полковник, но капитан, кажется, находился с ним на одной волне и понял явный и скрытый смысл каждого слова.

— Да, кстати, — продолжил Старков, — Пойдёте оба в гражданке. В магазин тут зайдите в какой-нибудь, где шмотки, отоварьтесь. Если проблемы будут с патрульными или неравнодушными — скажите, что я приказал, и чтобы со мной на связь вышли. Всё-таки вдвоём пойдёте, форму лучше не светить. А то мало ли.

— Есть, та-щ полковник, — ответил капитан, — Разрешите идти?

— Идите.

И мы ушли из кабинета, оставив полковника одного.

Я всё ходил хвостом за капитаном, пока он назначал заместителя на время своего отсутствия и пока отдавал ему и командирам взводов указания перед уходом, которые, в общем и целом, сводились к набору дежурных фраз и по существу своему являлись долгим, затянутым и витиеватым прощанием начальника с подчинёнными. Мне тоже хотелось попрощаться, и, выбрав подходящий момент, я отпросился у Смирнова на последнее свидание с Ирой.

— Пять минут тебе, — строго сказал капитан. Я, разумеется, не посмел возражать или хотя бы попытаться уговорить его на дополнительное время.

Ира была на набережной, возле ресторана, в котором мы завтракали, и готовилась к построению вместе с другими. Готовились все по-разному: кто-то стремился вдоволь накуриться перед долгим утренним разводом, кто-то пересчитывал патроны в магазинах, доселе покоившихся в подсумках, чтобы понять, нужно ли ему зайти на пункт боепитания, а кто-то прямо тут, на асфальте, судорожно чистил автомат, не успев, по всей видимости, сделать этого прошлым вечером. Ира стояла в стороне. У неё всё точно было готово, и она могла потратить свободную минутку на болтовню с какой-то тёткой, с которой они были знакомы ещё со Знаменского. Я подошёл к ним и прервал их беседу.

— Слушай, тут такое дело, — начал я, — Нас со Смирновым Старков на район отправляет.

— На какой район? — с недоумением спросила Ира.

— На мой. Где дом мой. Потом — дальше, к Северному. Что-то типа разведки: надо группу пропавшую найти.

— А почему тебя?

— Я думал, спросишь, почему Смирнова. Как проводника. Я ж оттуда сам. И в спорткомплексе был.

— А при чём тут спорткомплекс?

— Там долго рассказывать, Ир, мне капитан пять минут только дал. В общем, ты будь аккуратнее тут, ладно? Не суйся никуда без надобности. Если что…

— Да знаю я всё, не маленькая. Ты-то как вообще? Надолго? Хоть вкратце расскажи, что за группа-то, и почему в спорткомплекс.

Я пересказал ей весь старковский брифинг так быстро, как только смог. Тётка, с которой до этого беседовала Ира, намеревалась было отойти в сторону, чтобы не быть третьей-лишней, но мой рассказ заставил её попрать всяческие приличия, остаться с нами и дослушать всё до конца.

— Жалко деток, — покачала головой она, — Дай бог, чтоб всё нормально было.

— Да, — машинально бросил я, не обращая на тётку никакого внимания, — Вот такие дела, в общем. Так что не знаю, как там всё пойдёт. Может, до вечера вернёмся. Может и нет — кто его знает.

— Ты там береги себя, — с нежностью сказала Ира.

— Ты тоже. Ты — особенно, слышишь?

— Не боись, пригляжу за ней, — вновь вмешалась в разговор тётка. Я был скорее рад услышать это, чем был раздражён присутствием посторонней дамы при нас двоих в такой деликатный момент.

— Соколов! — окликнул меня капитан, закончивший разглагольствовать перед сержантами, прапорщиками и старшим лейтенантом, которого он оставил вместо себя.

— Я! — нехотя ответил я, не глядя на него.

— Голов… Ай, ладно. Давай, всё, заканчиваем свидание. За мной!

Я крепко обнял Иру и поцеловал её так, будто нас обоих вот-вот должен был расплющить упавший с неба метеорит. Я знал, что у меня есть ровно несколько секунд, прежде чем капитан придёт в ярость и устроит мне прилюдную взбучку за то, что я его ослушался. Но я готов был это перетерпеть, лишь бы сейчас поймать момент и попрощаться с моей любимой как следует.

Словно бы уже тогда я знал, что вижу её в последний раз.

Голова снова поплыла. Возможно, оттого, что я уже слишком долго не спал, а возможно, из-за того, что долго и безотрывно писал всё это. Хотя какое там долго? Еле-еле настрочил