Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей - Стефан Владимирович Машкевич

нас! Біжи швидче, одягнись тепло, схопи в клунок свої речі та й спускайся в підвал!

<…>

Чоловік наставив бінокля, як знову пролетів по Паньківській гарматень і розірвавсь десь зовсім близько.

– Краще одягайся, – порадила я, – бо тепер і нам прийдеться ховатись у підвалі!

Скомандовала Евгения более чем вовремя. Василий оделся, взял у жены тепло укутанную дочку, вышел в коридор – и в этот момент в дом ударил первый снаряд.

Заметавшись по комнате, Евгения лихорадочно соображала, что еще нужно взять – подушку (вдруг придется ночевать в подвале)?.. Пеленки?.. Ценные вещи?.. Куда это всё упаковать?.. В берестяную коробку для шляп! В этот момент раздался еще один взрыв, возле самого дома.

– Швидше, Женю! Швидше! – кричить чоловік.

Я виношу коробку в передпокій. Василь Григорович закриває за мною двері – і в цей момент розлягається вибух в нашім помешканні. Чути запах вапна, диму, сажі… Очевидно, потрапило в грубу в їдальні…

<…>

Я виходжу на сходи, але затримуюсь на мить.

– Ти взяв ключі від квартири?

– Узяв!

У цю саму мить я чую гуркіт і страшенний удар повітря. Двері з силою самі зачиняються – я ледве встигаю відскочити й устояти на ногах.

Сильний, якийсь глухий і тупий удар.

Це вже в моїй кімнаті вдарило – саме там, де я біля вікна брала з-під стола коробку. Якби я згадала була не тільки про чужі, але й про свої власні речі, що лежали тут таки під рукою, у шіфоньєрці, я б загаялась[,] щоб їх забрати[,] і мене напевне вбило б тут на місці. Доля відібрала мені в той момент пам’ять і спасла мене тим.

Ми з чоловіком спустились сходами, щоб ніколи більше не піднятись ними…

Дом загорелся. Пламя пошло с шестого этажа, но быстро распространилось и вверх, и вниз. Жители нижних этажей бросились в свои квартиры – спасать то, что еще можно было спасти. У Кричевских никаких шансов не было. Огонь бушевал непосредственно в их квартире и в мастерской художника. Его зарисовки, архитектурные проекты, эскизы, этюды, картины, коллекция украинского народного искусства – изделия из стекла, вышивка, керамика, старинные портреты – всё погибло за несколько минут.

Соседи Кричевских утверждали, что, по чьему-то приказанию, пожарные отказались спасать и сам дом, и имущество жителей. Впрочем, воды, чтобы погасить пожар, в любом случае не было{1281}.

Сгорела, естественно, и квартира самого Грушевского, вместе с его коллекцией предметов украинской старины, книг и рукописей. Большевики добились своего – отомстили председателю Центральной Рады. Семья профессора перебралась во флигель – небольшой дом по Паньковской, 9, который при обстреле не пострадал.

Сгоревший Дом Михаила Грушевского. Рисунок

Сгоревший Дом Михаила Грушевского. Фотография

Сам Грушевский, как уже упоминалось, во время обстрела своего дома вел заседание Центральной Рады. Впервые за эти дни парламент собрался не в большом зале Педагогического музея, а в малом зале, этажом ниже, потому что большевики уже пристрелялись к зданию. Один снаряд перед самым началом заседания (оно открылось в 3 часа 20 минут дня) попал в здание городского театра. Заседание проходило под непрерывный грохот взрывов снарядов и шрапнели. Несмотря на это, докладывавший о положении в Киеве Голубович описывал ситуацию в радужных тонах:

– Ви чуєте, що тепер іде безперестанна стрілянина. Це безладно стріляють по місту большовики і сістематично відповідає ім наша гармата, котра раз за разом нищить большовиків. Наші розвідчики дізнались, що в Дарниці большовики мають тількі дві важкі гармати, але вони невдало стріляють із них, бо инакше за три дні бомбардаціі наробили б містові багато більше лиха, ніж наробили досі. Крім того десь на Печерську у них є лехкі гармати, якими вони найбіль[ше] стріляють на місто. Всякі чутки, ніби большовиків у Киів[і] є аж 10.000 та що до них іще йде підмога, не мають під собою грунту. З півночі підмога до большовиків не зможе підійти через те, що тим вони, як нас сповіщають, самі зруйнували залізницю за Дарницею, бо на них відти напирає пол[ь]ське військо… У нас тепер є досить війська, щоб ударити на Дарницю й розбити там большовиків, але тоді місто лишиться без охорони. Через те ми ще деякій час будемо боротись у місті, поки підійде підмога…{1282}

Есть основания подозревать, что премьер-министр был не вполне искренен. «25-го січня, – вспоминал Александр Жуковский, – коли можна було сподіватися вже от-от захвата міністерства, я явився з докладом до Голови Ради Міністрів Голубовича і[,] змалювавши критичне становище, сказав[,] що єдиний поки що вихід, це забрати гроші Військового Міністерства і виїхати із Київа і десь на стороні приступити до організації армії. З моїм докладом Голубович погодився»{1283}. Предполагая, что Жуковский ходил к Голубовичу в первой половине дня, т. е. до заседания Центральной Рады, заключаем, что премьер-министр, вероятно, понимал серьезность ситуации. Как бы то ни было, фактическое положение вещей было не таким, как он докладывал в парламенте. Только возле «Арсенала» в тот день бои закончились «вничью». Украинцы пытались выбить большевиков из казарм понтонеров, где засели войска Берзина. Те вышли из казарм и дали встречный бой. Перестрелка длилась до вечера, но обе стороны остались на прежних позициях. В то же время Егоров, во исполнение приказа Муравьева, захватил вокзал. Продолжался обстрел центра. Кроме дома Грушевского, под целенаправленный огонь в тот день попал большой дом на Бибиковском бульваре, принадлежавший Григорию Богрову, присяжному поверенному{1284}, отцу Дмитрия Богрова, убийцы Столыпина. (Сам Григорий Богров скончался в Москве незадолго до этих событий, 6 (19) января{1285}.) Брянская батарея Егорова, которую перетягивали на руках, стреляла по домам на Большой Васильковской. Остановить ее украинцам удалось только на подходе к Крещатику.

Часть армии Берзина прошла от Цепного моста по Набережному шоссе до Почтовой площади, и утром 25 января (7 февраля) оказалась на Подоле. Оттуда большевики начали наступать по Александровскому спуску вверх, к Крещатику. Правда, у Купеческого собрания украинцы встретили их пулеметным огнем, и они вынуждены были снова отступить на Подол. Вместе с тем, действуй большевики расторопнее и согласованнее, они вполне могли бы запереть украинские войска, вместе с Центральной Радой, в городе. Вечером 25 января (7 февраля) в руках украинцев оставалась узкая полоса: Царская площадь – Крещатик – Бибиковский бульвар – Брест-Литовское шоссе; по шоссе проходил путь