Жизнь - Кит Ричардс

* * *

В общем, оцени, брат – группа “Камни на шее”[251] тут как тут, чтоб не дать тебе утонуть. Лично я не собирался первым закидывать удочку. Я на тот момент уже успокоился. Мне было неинтересно продолжать Stones на таких условиях. У меня уже имелся за плечами отменный собственный диск с Winos, и меня все очень устраивало. Я был готов садиться писать еще один хоть завтра. Но состоялся перезвон, началась какая-то челночная дипломатия. Встреча, которая произошла в результате, организовывалась нелегко. После пролитой крови необходимо было найти нейтральную территорию. Мик не поехал бы на Ямайку, где был я, – мы уже говорим о начале января 1989-го. А я бы не поехал на Мюстик. Выбрали Барбадос. Где-то по соседству с Эдди Грантом и его студией Blue Wave.

Первым делом мы постановили, что пора со всем этим завязывать. Я прекращаю использовать Daily Mirror в качестве рупора. Они это обожают – обгладывать нас заживо. Мы, конечно, слегка сцепились, но потом начали ржать над тем, как изощрялись, поливая друг друга в прессе. Это, видимо, был момент примирения: “Как, говоришь, я тебя назвал?” В общем, отношения наладились.

Мы с Миком, может, больше и не друзья – слишком много изношено-потаскано, – но между нами самая крепкая братская связь, и ее уже не разорвать. А как еще назвать отношения, которые тянутся столько лет? Лучшие друзья – лучшие друзья и есть. А между братьями бывают драки. Я ведь совершенно реально ощущал, что меня предали. Мик знает, что я чувствую, хотя до него могло и не доходить, что он меня так глубоко задел. Но сейчас я пишу о прошлом – все это случилось давным-давно. Мне можно такое говорить, это от сердца. Но при этом никто не имеет права говорить что-то против Мика в моем присутствии. Я за него загрызть могу.

Что бы ни случилось в прошлом, у меня с Миком такие отношения, из которых до сих пор что-то получается. А иначе как бы после почти пятидесяти лет, когда я это пишу, мы могли бы строить планы насчет того, чтобы опять вместе двинуться по городам и весям? (Пусть даже наши гримерки нужно разносить на милю друг от друга из соображений комфорта: он не выносит, что играет у меня, я не могу слушать, как он целый час вытягивает гаммы.) Мы с ним любим свое дело. Когда встречаемся, то каждый раз неважно, какие нелады опять образовались в промежутке, – все отставляется в сторону, и мы начинаем строить планы. И всегда что-то выдаем на гора, когда оказываемся вдвоем. Есть между нами какой-то электромагнетизм, который дает искру. И с самого начала так было. Это то, чего мы всегда ждем, и то, из-за чего наша музыка цепляет других.

Вот как все повернулось во время встречи на Барбадосе. Началась разрядка 1980-х. Я оставил прошлое в прошлом. Я могу быть непреклонным, но слишком долго таить злобу я тоже не способен. Если у нас делается какое-то дело, все остальное отодвигается на задний план. Мы – бэнд, мы знаем друг друга как облупленных, и лучше нам разобраться в этом, перестроить отношения, потому что Stones – это больше любого из нас двоих, если уж смотреть правде в глаза. Можем ли мы с тобой скооперироваться, чтобы произвести на свет какую-нибудь путную музыку, – вот наш вопрос, наша задача. Главное, как всегда, чтобы никого не было рядом. Есть отчетливая разница между тем, когда мы с Миком одни и когда в помещении есть кто-то еще, все равно кто. Это может быть хоть горничная, наш повар, кто угодно. Все сразу абсолютно меняется. А когда мы вдвоем, мы перебираем всякое текущее. “О, моя-то меня из дома выгнала” – всплывает какая-нибудь такая фраза, и мы начинаем с ней работать. И очень быстро все переходит на пианино или гитару, в песни. И волшебство повторяется. Я вытягиваю разные вещи из него, он вытягивает из меня. Он может так все повернуть, что ты сам никогда бы не додумался, не рассчитывал бы – оно просто вдруг возникает.

Очень скоро все было забыто. Прошло меньше двух недель после той первой встречи, и мы уже писали Steel Wheels, наш первый альбом за пять лет, в студии AIR на Монтсеррате, опять с Крисом Кимси на посту сопродюсера. И с туром Steel Wheels, самым большим цирком за нашу историю, планировалось стартовать в августе 1989-го. Нам с Миком, которые чуть окончательно не развалили Stones, теперь светило еще двадцать лет совместной карьеры.

Я знал, что все дело в том, как пойдет это новое начало. Либо эта штука крякнет и у нее поотлетают колеса, либо мы как-то вырулим. Все остальные прикусили языки и забыли обиды. По-другому мы бы просто не двинулись с места. В общем, у всех как бы отрезало память о ближайшем прошлом, хотя следы от ударов еще виднелись.

Готовились мы старательно. Репетировали плотным графиком два месяца. Нам предстояло запустить масштабное новое предприятие. Декорации, которые придумал Марк Фишер, были самой крупной сценической конструкцией на тот момент. Две сцены должны были по очереди обгонять друг друга на маршруте – наши грузовики везли целую мобильную деревню, где было место для всего: от репетиционной точки до бильярдной, где мы с Ронни разогревались перед концертами. Это уже было никакое не пиратское кочевье. Со сменой менеджера сменился и стиль – теперь вместо Билла Грэма всем заправлял Майкл Коул, который раньше был нашим промоутером в Канаде. Теперь я понимал, в какое нехилое шоу я вписался – огромное, грандиозное, абсолютного другого уровня.

Stones начали зарабатывать гастролями только в 1980-е – наш тур 1981–1982 годов привел за собой эпоху больших стадионных площадок и побитых кассовых рекордов рок-концертов. Устроителем у нас как раз работал Билл Грэм. Он был тогда король рок-концертов, большой покровитель контркультуры, неизвестных творцов и всяких благородных начинаний, а также коллективов типа Grateful Dead и Jefferson Airplane. Но этот последний тур оказался довольно сомнительным предприятием – мы много чего недосчитались. Математика не вытанцовывалась. В общем, нам нужно было снова взять гастроли в свои руки. Руперт Лоуэнстин перетряс наши финансовые дела таким образом, что нас перестали кидать на восемьдесят процентов наших заработков, – это было приятно. До тех пор с одного билета в пятьдесят долларов мы получали три. Он устроил нам спонсорские контракты, взял под крыло торговлю атрибутикой. Он почистил наше хозяйство от паразитов и ненужного мусора, хотя не на сто процентов, конечно. Он сделал нас рентабельными. Я любил Билла всей душой, он был замечательный чувак, но он уже начинал загибать лишнего. Стал много о себе думать – как это с ними всеми бывает, когда они слишком долго сидят в одном кресле. Кроме самого Билла его деловые партнеры прикарманивали наши деньги и даже открыто этим хвастались – один везде рассказывал, как купил себе на них дом. Меня никак не касается всякая скрытая механика. В конце концов, это мне выходить на сцену. Поэтому я и плачу другим людям. Весь смысл в том, что я делаю то, что могу, только если у меня есть для этого специальное пространство. Для этого и привлекается Билл Грэм, или Майкл Коул, или кто-то такой же. Они снимают этот груз с твоих плеч, но тебе тоже полагается хорошая доля. Все, что мне нужно, – это иметь в штате человека типа Руперта или Джейн, которые позаботятся, чтобы под конец каждая денежка попала по назначению. Мы тогда устроили большой сбор на одном из островов – решили связать судьбу с Майклом Коулом, и после этого он устраивал все наши гастроли вплоть до тура A Bigger Bang 2006-го.