Моя чокнутая еврейская мама - Кейт Сигел

Хотя, положа руку на сердце, она много чего может сделать. Например, когда мой бойфренд впервые пришел в наш дом, она спокойно могла оставить собак в папином кабинете, что позволило бы избежать группового изнасилования щиколоток моего друга.

Правда, нет худа без добра. Зато нам не приходится опасаться свидетелей Иеговы.

Ну а кошки? Как люди, так и собаки отлично понимают, что домочадцы, принадлежащие к семейству кошачьих, обладают правом первого выбора всех имеющихся горизонтальных поверхностей. Но никто еще не управлял нашим домом так, как белоснежная кошечка, которую мы, проявив завидную выдумку, окрестили Снежинкой. У каждого родителя, как ни трудно в этом признаться, всегда есть любимый ребенок, и во времена моего детства мамино сердце безоговорочно принадлежало этому крошечному комочку шерсти.

Снежинке было всего три недели от роду, когда мы увидели ее, лежавшую посреди извилистой улицы в районе Голливудских холмов. Мама тотчас же свернула на обочину, выпрыгнула из машины и схватила Снежинку в охапку.

Киска посмотрела на маму сначала зеленым глазом, затем – покрытым коростой голубым, ее ободранная шкурка кишела блохами, и мама влюбилась без памяти. Весь следующий месяц мама выхаживала котенка, кормила его из бутылочки и даже сочиняла ему песенки. Черт, можно сказать, мама практически вскормила его грудью. А когда Снежинка подросла, мама стала возиться с ней даже больше, чем со мной: она не забывала покупать кошке игрушки, возила Снежинку вместо меня к себе на работу, заставляла папу готовить ей домашнюю еду (в основном дикого лосося) и даже купила ей кошачью ортопедическую кроватку.

Поэтому, когда Снежинка внезапно умерла, мама почувствовала себя опустошенной. На грани психического расстройства. К сожалению, мамина скорбь не нашла выхода в слезах или в лишнем весе из-за переедания; нет, ее душевная боль проявилась во время кошачьих похорон на нашем заднем дворе, когда мама прыгнула в крошечную могилку, которую уже начал засыпать папа, и вытащила из грязи коробку с прахом Снежинки.

– Нет! – Мама прижала контейнер к груди. – Она не может лежать вот так в сырой земле!

С тех пор, когда умирал наш очередной питомец, на каминной доске оперативно освобождалось место для новой дизайнерской урны. Сейчас наш камин уже на 90 процентов заполнен останками животных. И я не устаю благодарить Господа, что мама не подсела на таксидермию.

Как и все нормальные люди, потерявшие домашнего любимца, папа решил, что стоит обзавестись новой кошкой (естественно, после того, как закончится траур). И когда однажды вечером он выдвинул эту мысль за обедом, предусмотрительно сопроводив ее приличествующими случаю словами: «Конечно, никто не сможет заменить нам Снежинку…» – мама буквально выплюнула в него: «Итак, если ты вдруг умрешь, мне что, прямо на следующий день нужно найти себе нового мужа и сделать вид, будто тебя никогда не существовало?» Скорбь может принимать самые неожиданные формы.

И в тот же уик-энд мы с папой затащили маму в приют для животных, где женщина по имени Пэт с военной стрижкой приветствовала нас у дверей кошачьего отсека отрывистым:

– Клетки не открывать! Если захотите посмотреть кошку, скажите мне.

Это было ярко освещенное флуоресцентными лампами небольшое помещение, где слегка попахивало кошачьей мочой. Все стены были заставлены клетками, и мама вошла последней. Она скрестила на груди руки, ее кислый настрой казался едва ли не осязаемым.

И тут я обратила внимание на клетку в дальнем углу комнаты. Клетка была практически не видна, ее явно задвинули подальше. А внутри сидел белый котенок с голубыми глазами, совсем крошечный, даже меньше, чем наша Снежинка, когда мы подобрали ее на улице.

– Боже мой! Мам, посмотри на этого котеночка!

– Нам не нужно другое животное… – Мама внезапно осеклась, оказавшись лицом к лицу с точной копией нашей Снежинки. – Боже мой! – Мама потянулась к задвижке клетки.

– Я ведь велела не открывать клетки! – послышался откуда-то сзади голос Пэт.

– Ну ладно. А можно нам посмотреть вот этого? – Мама показала на котеночка.

– Нет.

– Почему нет? Его что, уже кто-то взял?

Мама повернулась к клетке с таким видом, будто ни секунды не сомневалась, что котенок – это реинкарнация ее незабвенной Снежинки.

– Нет, нам придется его усыпить. Он слишком больной и определенно не выживет.

– Неужели вы собираетесь его убить? А что с ним не так?

Я увидела, как кровь бросилась маме в голову, когда Пэт встала между ней и реинкарнированной Снежинкой.

А теперь пару слов в оправдание Пэт. Печальная правда заключается в том, что каждый год во всех приютах страны множество животных, даже совершенно здоровых, подвергается эвтаназии из-за нехватки мест.

– Он просто слишком слабенький, и мы думаем, что у него кишечные паразиты… Послушайте, найдите себе другого котенка. Этот слишком больной. – И Пэт задвинула клетку еще дальше.

– И вы еще смеете называть это приютом для животных?! – задала риторический вопрос мама, с каждым словом все больше повышая голос. – Ха! Больше похоже на камеру смерти! Я не уйду отсюда, пока вы не отдадите мне этого котенка! – Ее лицо стало на три тона краснее по сравнению с тем, что мне когда-либо доводилось видеть.

– Ничем не могу помочь.

Ну, я толком не знаю, то ли это была официальная политика правительства, то ли Пэт просто оказалась упертой дурой, поленившейся возиться с бумагами, но в итоге она решительно передернула плечами, явно давая понять, что будет стоять насмерть.

– Да неужели?! А что, если я прямо сейчас обзвоню несколько новостных радиостанций, и вам придется объяснить им, какая должностная инструкция предписывает убивать невинных котят, которых люди буквально умоляют им отдать?!

– Ладно, мам, не кипятись. – Я дотронулась до маминой руки.

– Не кипятиться?! Да я скорее прикую себя наручниками к этим клеткам, чем позволю им убить нашего котеночка.

Как человек, неоднократно арестовывавшийся за сидячие забастовки и демонстрации протеста, мама явно не блефовала.

– Ладно, давайте все успокоимся, – вмешался папа, почувствовав, что стрелка измерителя маминой ярости приближается к отметке «НАПАДЕНИЕ».

– Я совершенно спокойна. – Пэт сложила руки на животе.

Мама, взявшая короткую передышку, неожиданно начала громко всхлипывать. Это должно было стать для нас первым красным флажком, поскольку я еще ни разу не видела маму плачущей. Она отчаянно причитала, а затем, хлюпая носом, повернулась к Пэт:

– Мне так жаль! Я только что потеряла свою ненаглядную кошечку, Снежинку, и теперь сама не понимаю, что делаю… Мне так жаль…

Это был красный флажок номер два. Насколько мне известно, за всю свою жизнь мама извинялась в общей сложности пять раз. Причем в одном случае это было связано с бойцом Национальной гвардии и слезоточивым газом.