Удочеряя Америку - Энн Тайлер

Битси предпочитала это не афишировать, но Брэд был не первым ее мужем. Первым был Стивен Бартоломью, единственный сын старинных друзей ее родителей. Их родители ходили на свидания вчетвером все время, пока учились в Свартморе, и преданно поддерживали связь со студенческих лет, хотя Бартоломью поселились на другом конце страны, в Портленде. До своего поступления в Свартмор Битси видела Стивена ровно дважды, оба раза была слишком мала, чтобы его запомнить, но считалось, что они сразу же признают друг в друге кровного – вернее, духовного – родича. Первое же письмо от матери, полученное Битси в первом семестре, начиналось вопросом: «Ты уже нашла Стивена?» Разумеется, мать Стивена задавала ему такой же вопрос. И конечно же, в итоге они встретились и влюбились, что опять-таки никого не удивило. Стивен был по-эльфийски прекрасен: узкое безмятежное лицо, сумеречно-серые глаза. Она внешне попроще, зато прирожденный лидер, звезда кампуса, открытая, страстная. Четыре университетских года они считались неразлучной парой, хотя траектории учебы у них были совершенно разные (у него химия, у нее литература и к тому же политическая деятельность), так что они с трудом выкраивали время побыть вдвоем. В Рождество на последнем курсе они обручились, в июне, сразу после выпускного, сыграли свадьбу и переехали в Балтимор, где Стивен устроился на кафедру в Хопкинс, а Битси повышала квалификацию в Колледж-парке.

А потом она познакомилась с Брэдом.

Вернее, так: сначала она стала замечать изъяны Стивена. Или в какой последовательности это было? Теперь она уже сама не знала. Но помнила, как однажды поняла: из всех эмоций наиболее привычная для Стивена – неодобрение. О, это узкое лицо оказалось выразительнее, чем она догадывалась. Этот человек весь так и корчился от фразы «не надо упрощать», он не допускал, чтобы звучащий повсюду припев песенки «Брожу и дивлюсь» его растрогал, потому что, видите ли, это грамматически неточно – «люди вроде как ты и я». «Куда все это ведет?» – то и дело вопрошал он, и чаще всего этот вопрос теперь был обращен к Битси: его возмущала ее манера тянуть время, небрежное ведение хозяйства, легкомысленное отношение к учебе. Весь мир, казалось ему, катится по наклонной плоскости ко все более низким стандартам, и при этой мысли Стивен морщился и передергивался, откашливался нервно и зловеще, в свою очередь доводя Битси до исступления.

Да, верно, бывают недостатки и пострашнее. Одного этого недостаточно для развода. Но ведь они поженились, не зная друг друга по-настоящему, – они просто приятельствовали до свадьбы, с опозданием осознала Битси. Их очаровал сам образ идеальной пары, послушные дети изо всех сил старались угодить родителям – и они четыре года провели в разных концах кампуса, уж не затем ли, чтобы не позволить себе разобраться, как мало друг другу подходят. (Да ведь их, фактически, родители и сосватали заранее. И чем это так уж отличается от судьбы Мариам Яздан? Может быть, Мариам даже больше повезло. Битси хотелось бы расспросить ее.)

Словом, явился искренний, всем довольный, компанейский Брэд с пушистыми волосами, широкой улыбкой и безусловной верой в то, что лучше Битси никого на свете нет. Они познакомились на университетском митинге сторонников Джона Андерсона[3]: Битси яростно билась за Андерсона, а Брэд собирался голосовать за Картера, но еще не решился окончательно. Она принялась его урезонивать, потом отправилась пить с ним кофе – чтобы доспорить. Он ловил каждое ее слово. Появились новые предлоги для встречи. (Проголосовать за независимого кандидата – не значит ли слить свой голос? А? Что она думает на этот счет, если честно?) Никогда Битси не встречала такого доверчивого человека. Даже то, что могло бы раздражать других – восторженность, намечающийся пивной животик, – лишь умиляло ее.

Всякий раз, когда они встречались на людях, в ней разгоралось опасение, как бы Брэду не приглянулась другая женщина. Да и как иначе? Она понимала, что сама-то не красавица. Девушка за стойкой в их любимой кофейне, к примеру, куда грудастее, и мало того – намного мягче, можно сказать, податливее. И главное – одинокая! Подливая им кофе, официантка сказала: «Я целиком и абсолютно выдохлась», и Битси почувствовала мстительное удовлетворение – такая избыточная конструкция, так невежественно звучит, «целиком и абсолютно», подумать только! – но тут же сообразила, что Брэд и внимания не обратил. Он начисто был лишен способности кого-либо критиковать. Но не было в том ничего страшного, ведь глядел он все равно на одну только Битси. Его голубые глаза были того же оттенка, что одеяльце для новорожденного, – чистые и кроткие.

Она сказала, что ее брак уже много месяцев как распался, сказала, чтобы он и в голову это не брал. Она стала бесстыжей, беспощадной, зациклилась на своей цели и не ведала угрызений совести. Провела ночь в его пропахшей потными носками холостяцкой квартире и даже не потрудилась выдумать алиби для Стивена. А когда Брэд получил место преподавателя в Балтиморе, она бросила свои курсы и никогда больше не заглядывала в Колледж-парк.

Разумеется, родители, и ее, и Стивена, пришли в ужас от таких вестей. Больше, чем сам Стивен, – он-то, похоже, ощутил облегчение. Но родители поверить не могли, что идеальный брак оказался пшиком. Пытались свести все к «притирке» (это через год-то после свадьбы). Мать наедине допросила Битси: знает ли она, как важна, как бесконечно важна интеллектуальная совместимость в браке? А родители Брэда – право, о них лучше вспоминать пореже! Понятное дело, они решили, что сын сошел с ума. Нескладная, неуклюжая, да еще замужем и на год его старше, с нелепыми политическими взглядами! Дональдсоны голосовали за республиканцев и жили в Гилфорде. Встречаясь с родителями Битси, они и поныне разевали рты, набирали в легкие побольше воздуха – и не могли отыскать ни единой темы, какую можно обсудить с подобными людьми.

Битси надеялась, что напряжение спадет, когда родители Брэда увидят внуков. Но внуков все не было (еще одно очко не в пользу Битси). Пятнадцать лет она билась, пытаясь забеременеть, пока другие женщины, безмятежно-счастливые, рассекали по супермаркетам с тележками, откуда дети чуть не вываливались.

Она прошла все мыслимые обследования и жестокие медицинские процедуры, и не раз на кончике языка у нее вертелся вопрос: «Неужели это моя вина? Не просто особенность моего тела, а моя природа? Не хватает мягкости, не хватает восприимчивости – ведь я бросила первого мужа без малейших угрызений совести».

Абсурд, разумеется. И ведь как хорошо все обернулось в итоге! Теперь у них есть драгоценная Джин-Хо, самая идеальная дочь, какую только можно вообразить. К тому же ребенок, нуждавшийся в помощи, – возможность сотворить в этом мире добро. Вспоминая прибытие Джин-Хо, Битси чувствовала: то была не первая встреча. Джин-Хо была им суждена, и бесплодие – часть плана, условие для обретения истинной дочери. О, это ты! Добро пожаловать домой! – мысленно сказала Битси, впервые увидев это личико, и простерла руки навстречу.

Но конечно, никто не поймет, если она предложит называть это праздником Воссоединения.