Снежная королева - Наталья Александрова

Затем машина проехала мимо мрачного бетонного корпусахимического комбината, вдалеке показалось здание бывшего обкома, которое вгороде называли «Кубик Бобика» — за кубическую форму и по имени бывшегогородского начальника Бобовикова. Миновали унылую громаду знаменитого Владимирскогоцентрала, проехали несколько кривых переулков и остановились передпокосившимся, давно не крашенным забором, за которым виднелся ее родной дом.

Лера расплатилась с таксистом, подхватила чемодан и толкнулакалитку. Косматый пес рванулся к ней, натянул ржавую цепь, хрипло, недовольнозалаял.

— Ты что, Султан, не узнал меня? — спросила она,шагнув навстречу. Султан еще раз для порядка гавкнул и затих, виновато замоталхвостом — извини, мол, не признал сразу, долго же тебя не было!

Она потрепала пса по мохнатому загривку, оглянулась на окнадома, но пошла сперва не туда, а к дровяному сараю. Прошла в дальний угол,разобрала поленья, засунула в глубину свой чемодан, заложила его, посмотрела состороны — незаметно, и только тогда прошла к дому, поднялась по крыльцу и, нестучась, вошла в сени.

Отчим сидел на кухне, возле топящейся дровяной плиты, взастиранной серой майке и трикотажных тренировочных штанах, перед ним насальной газете стояла ополовиненная бутылка водки, граненый стакан, жирнаяселедка и миска с солеными огурцами. За время, что она его не видела, он не точтобы постарел, а еще больше обрюзг, оплыл, в лице еще заметнее проступилискупость и подозрительность.

«И квасит-то в одиночку! — подумала Лера, оглядевего. — Не обзавелся за всю жизнь друзьями из-за своего поганого характера,даже выпить не с кем!»

— Это кто ж это к нам пожаловал? — протянул отчим,поворачиваясь к двери. — И не постучавшись! А то я слышу, Султан загавкал…Да это никак Норка! Какие, извиняюсь, черти тебя принесли? Ишь ты, столичнаяштучка! Фу ты, ну ты, ножки гнуты! Видать, не больно-то тебе в столицахподфартило, коли в наши края воротившись?

— Здравствуй, — проговорила Лера, окидываяпомещение взглядом. — Я у тебя немного поживу.

С какой это радости? — затянул отчим. — То годамине вспомнит старого человека, рубля на лекарства не пришлет, а как припекло —так прикатила на все готовенькое!

— Старый человек? — Лера сама удивиласьсобственному спокойствию. — Да на тебе еще пахать можно! Это дом моейматери, и я имею полное право в нем жить. Знаю я твои лекарства, — и онавыразительно оглядела разложенные на столе припасы.

Заметно было, что отчим удивился ее спокойствию иуверенности. Раньше она взрывалась мгновенно, с пол-оборота начинался скандал,в котором он чувствовал себя, как рыба в воде. А теперь диспозиция изменилась,он потерял почву под ногами и решил сменить тактику.

— И правда — чего нам собачиться! Мы же вроде какродные люди…

— Именно — вроде как! — скривилась Лера.

— Ну так проходи, располагайся! Поживешь… пока, колибольше негде! Вещички-то твои где?

— Нет никаких вещичек! — отмахнулась она. —Только что на мне.

— Что ж так? — Его глаза снова недоброзагорелись. — Видать, не больно-то в столицах разжилась? Ну ладно, нет такнет! Не хочешь с дороги выпить-закусить? Со свиданьицем, как говорится!

— Нет! — отрезала Лера, хотя есть хотелось ужасно.Просто при взгляде на отчима, на его грязные волосатые руки, на старую газету,которой был застелен стол, на нее накатил знакомый приступ тошноты.

Ну, как говорится, было бы предложено! — отчим явнообрадовался, что не придется делить с ней трапезу, плеснул в стакан водки, влилв глотку, захрустел огурцом, — Ну коли так — располагайся, будь как дома,но не забывай, что ты в гостях! — и он захихикал, довольный собственнымостроумием.

Она прошла в комнату — большую и страшно захламленную,валялись там грязные носки, старые газеты, один ломаный стул. Диван был раз инавсегда разложен. Леру едва не вырвало от вида грязных простыней.

— Ты что — вообще никогда белье не меняешь? — несдержавшись, крикнула она, но отчим, к счастью не расслышал, он бубнил что-то,уставившись тяжелым взглядом на бутылку.

Она откинула занавеску и вошла в свою «светелку», какназывала мама отгороженный угол. Там было не так грязно, если не считать слояпыли на шкафу и на шатком столике, где она когда-то делала уроки. В шкафулежало аккуратной стопкой еще мамой сложенное белье, и от запаха сушенойлаванды у нее защемило сердце. Она села на пыльный старенький диван и вспомнилатот ужасный день, когда мама, придя с работы, бросила у порога сумки,наклонилась расшнуровать ботинки, да так и рухнула на пол. Подняли ее ужемертвую, даже «скорую» не стали вызывать, все равно поздно. Лера не плакала напохоронах, потому что в глубине души была к ним давно готова. Мама так и неоправилась после смерти Женьки.

Так не годится, тут же сказала она себе, с таким настроениемона даже с отчимом не сладит, не говоря уж обо всех остальных. Ничего, онавыпутается и из этого, пообещала она себе — у нее просто нет другого выбора.Она нашла в шкафу кое-что из своей старой одежды, очевидно, отчим еще ненастолько опустился, чтобы пропивать домашние вещи.

План действий был у нее продуман до мелочей. Она решилапродать наркотики — те, что достались ей в наследство от Затвора. Пока она неизбавится от чемодана, она не будет спокойна. Но ведь не встанешь с чемоданом умагазина и не будешь отмерять героин стаканом, как бабушки отмеряют семечки иклюкву. Нужен помощник, верный и знающий человек. И такой человек у нее имелсяв городе Владимире — старый приятель, когда-то в школе влюбленный в нее, МитькаЗолотарев. Биография у него была самая подходящая — бросил школу, недоучившисьполтора года, промышлял мелкими кражами, потом ограбил с приятелями магазин изагремел на зону. Но так как не было еще восемнадцати, то дали ему немного.Отсидел и того меньше — вышел по амнистии. При встрече тогда сказал ей, чтопоумнел и ерундой больше заниматься не станет. И верно, взялся за ум — вороватьбросил, прибился к солидной бандитской группировке и состоял у них не тобригадиром, не то еще каким-то мелким начальством. Кличку Митька имел «Долото»— так переделали фамилию.

Митьку она нашла быстро — он с друзьями проводил все вечерав пивной под незамысловатым названием «Маргаритка». Лера отдала парню,отиравшемуся при входе, едва ли не последние деньги и вызвала Митьку на улицу.За это время он почти не изменился — те же хитрованские глаза, та же нагловатаяухмылка, тот же непослушный, еще со школы, вихор на макушке.

— Королева? — он удивился, потом вгляделся в неевнимательнее. — Похудела, стала, как раньше… Красивая…

«Это от старых шмоток его так повело…» — усмехнулась она просебя, но виду не подала.

— Дело у меня к тебе, Митя, — сказала она безулыбки. — Важное. Нужно без свидетелей говорить.

— Тогда, может, ко мне поедем? — он подмигнулнахально. — Я приличную хату снимаю, тут недалеко.