Белая сирень - Маша Ловыгина

— Постельные комплекты есть у вас? Только, пожалуйста, хлопковый. Полуторку.

— Ну… — продавщица стала копаться на полке у себя за спиной. Перетасовав упаковки, словно карты в колоде, она обернулась к Ольге. — Я вам сейчас принесу отличный комплект со склада! Не успели выложить.

Через пять минут перед Ольгой на прилавке лежал тугой пластиковый кофр. Сквозь матовую обложку просвечивал рисунок — китайские иероглифы и ветки сакуры.

— Красиво, правда? — продавщица водила по пластику пальцем с ярким, в стразах, маникюром. — Дороже, конечно! Но, сами видите — качество!

— Хорошо. Дайте ещё пару полотенец на ваш вкус, — польстила она продавцу и, когда та переместилась к стопке с махрой, спросила, — Полина у вас работала?

— Титова? — перед Олей легли на стол два розовых с вышивкой полотенец. — У нас.

— Вы хорошо её знали?

— А вам зачем? Вы кто?

— Мы учились вместе, — соврала Ольга, чувствуя, как краснеет. — Приехала, а тут такое…

— Да, вот так получилось. Я с ней в последний день работала. Считали ревизию, всё как обычно. На ночь решили не оставаться. Да и незачем было. У нас тут товар годами лежит, всё на учёте. Пыль сдунул, да галочку поставил. Полинка шустрая была. Всё пересчитала в течение недели в свои смены. Хотела вечером к своим уехать. Но мы, всё равно, допоздна проколупались. Около десяти вечера только закрылись.

— И пошли вместе домой?

— Нет. Она на остановке осталась. Там междугородние автобусы иногда останавливаются, подбирают.

— А…

— Я больше ничего не знаю. Честное слово. Полгода в полицию как на работу ходила. Все нервы истрепали.

За дверью магазина послышалась возня, затем внутрь вошли два молодых плечистых парня. Смерив Ольгу заинтересованным взглядом, один из них облокотился на прилавок и, перекатывая мощными челюстями жевательную резинку, подмигнул продавщице.

— Привет!

— Здрасте, здрасте, — женщина не удивилась. — Пять минут подожди, я девушку рассчитаю. Ну как, — она взглянула на Олю. — Берёте?

Ольга кивнула и полезла за кошельком.

— Пакет ещё дайте.

— Ну, крутись — вертись, нам ещё в три места надо! — парень выплюнул на ладонь комок жевательной резинки и прилепил его к внутренней стороне прилавка.

— Семь? — продавщица достала из-под кассы бумажный конверт.

— Ага, — парень широко зевнул, обдав присутствующих запахом пива и сухой рыбы, — с сентября чирик будет.

— С ума сойти! — женщина всплеснула руками.

— Инфляция, — парень пожал мощными плечами.

— Знаем мы вашу инфляцию, — проворчала продавщица, отсчитывая Ольге сдачу и выбивая чек. — Спросили бы лучше, как мы эти деньги зарабатываем. Магазины на каждом углу сами себя проедают. А тут вы ещё…

— А ты президенту письмо напиши! — хохотнул второй парень.

— Не, зачем президенту? Пусть сразу Морозу телеграфирует, — добавил любитель пива и рыбы.

Мелочь со звоном рассыпалась по полу. Оля схватила пакет и, едва не столкнувшись со вторым парнем на пороге, пулей выскочила из магазина.

«Этого не может быть, не может быть, не может быть…»

Ольга не обратила внимания на автомобильные сигналы откуда-то сбоку. Лишь когда её окликнули по имени, остановилась и обернулась. Сергей Мезенцев вышел из полицейской машины и, махнув водителю, перешёл дорогу.

— Привет, мышка, куда направляешься?

— Серёжа, — Ольга уткнулась головой в плечо друга, — хорошо, что я тебя встретила. Ты сейчас свободен?

— Нет, еду в район по делам. Но я могу зайти к тебе вечером. У тебя всё нормально? Где ты была?

— Ходила на кладбище. Сейчас за справками, — Оля кивнула в сторону центра. — Оформляю тёткино наследство, — Ольга нервничала. — Серёжа, мне нужно кое-что спросить у тебя. То есть, узнать… Я совсем запуталась.

Мезенцев ждал. Он стоял так близко, что она чувствовала запах его кожи и лосьона для бритья. Из машины посигналили. Сергей дёрнулся.

— Мне надо сейчас уехать.

— Да, конечно!

Мезенцев провёл кончиками пальцев по руке Ольги.

— Так я зайду вечером? — он быстро перешёл дорогу и сел обратно в автомобиль.

Ольга проводила долгим взглядом полицейскую машину и вытерла руку о джинсы.

Она ничего не понимала. В голове образовалась каша из собственных мыслей и обрывков фраз, сказанных случайными людьми. Если бы Ольга видела себя со стороны, то не удивилась бы взглядам, которые на неё бросали прохожие. Она то бежала, то вдруг останавливалась посреди дороги, и на неё кто-нибудь обязательно наталкивался. Словно робот, она доставала паспорт, проверяла данные в справках и потом подписывала бумаги у нотариуса. Нотариус что-то объясняла Ольге, водила карандашом по документам, и Ольга кивала, продолжая думать о своём.

Но возможно ли было не думать? Вокруг творилось необъяснимое. Самодовольные Тищенко и Гуциев, процветающий Макаров, погибшая Марина, пропавшие девушки, Морозов, продолжавший взимать дань с магазинов и имевший тайную власть над городом — Дед Мороз, державший всех в страхе и в своём кулаке.

Но этого просто не могло быть! Ведь уже восемь лет, как Морозов был мёртв.

Чудов, восемь лет назад.

Морозов стал теперь часто появляться в «Огоньке». Один, со своими приспешниками, или с нужными людьми, — он мог заявиться в любое время, не предупреждая о своём визите.

Валентина злилась. В стенах ресторана она, казалось, вела себя привычным образом. Была радушна с местной «элитой», требовательна к персоналу, придирчива к мелочам. Но дома Оля замечала, как мрачнело её лицо, и быстро иссякали запасы спиртного. Она, как и прежде, срывалась на племяннице, но происходило это теперь всё более истерично, словно Валентина мстила ей за что-то.

На Ольгу, впрочем, это уже не производило особого впечатления. Привычка — вторая натура. Она отдавала большую часть своего заработка тётке. Даже не потому, что это был приказ, а из собственного понимания правильности. Ирочка ругала Олю за мягкотелость. Ольга понимала, что скудных средств недостаточно на первое время в другом городе. Возможность уехать из Чудова становилась всё призрачнее, но поступить по-другому она не могла.

В детстве Оля боялась тётки, поэтому старалась отгородиться и закрыться в собственном мире. Валентину бы устроило, если бы племянницы, в принципе, не было рядом. Оля чувствовала, что даже своим тихим существованием, почти незримым и бесшумным, она мешает Валентине. В то же время, ей каждый раз приходилось умолять её, чтобы съездить куда-либо с классом или школьными друзьями. За то недолгое время, которое Ольга отработала в ресторане, она подчерпнула больше знаний и умений, чем могла бы получить, сидя в четырёх стенах. Поэтому она была даже благодарна Валентине, но уже не испытывала того священного трепета, который жил в ней всё детство.