Опасное лето - Туве Марика Янссон
Шрифт:
Интервал:
Огонь, весело потрескивая, пожирал большие черные буквы, и снопы искр взметались к бледному ночному небу. Густой дым клубами вился над полями и белыми коврами повисал в воздухе. Филифьонка запела. Она разгребала веткой горящие угли и танцевала у костра на своих худющих ногах.
– Никаких дядюшек! Никаких тетушек! Никогда, никогда! Вембели-бамбели-бю!
Муми-тролль и фрёкен Снорк сидели рядом, любуясь костром.
– Как ты думаешь, что делает в эту минуту моя мама? – спросил Муми-тролль.
– Конечно празднует, – ответила фрёкен Снорк.
Таблички горели, и к небу взлетали фейерверки искр, а Филифьонка кричала:
– Ура!
– Я скоро усну, – признался Муми-тролль. – Значит, нужно собрать девять разных цветочков?
– Девять, – подтвердила фрёкен Снорк. – И поклянись, что не произнесешь ни слова.
Муми-тролль торжественно кивнул. Он сделал несколько выразительных жестов, означавших «спокойной ночи, увидимся завтра утром», и зашлепал по мокрой от росы траве.
– Я тоже хочу собирать цветы, – сказала Филифьонка.
Она выскочила прямо из дыма, вся в саже, но довольная.
– Я тоже хочу с вами ворожить. Сколько ты знаешь колдовских заклинаний?
– Я знаю одно страшное колдовство, которым занимаются в ночь летнего солнцестояния, – прошептала фрёкен Снорк. – Это колдовство такое страшное, что у него даже нет названия.
– Сегодня ночью я способна на что угодно, – заявила Филифьонка и горделиво зазвенела колокольчиком.
Фрёкен Снорк огляделась по сторонам.
Затем она наклонилась вперед и прошептала Филифьонке в самое ухо:
– Сначала надо обернуться семь раз вокруг себя, бормоча заклинание и стуча ногами по земле. Затем надо, пятясь, дойти до колодца и заглянуть в него. И тогда можно увидеть в воде своего суженого, ну, того, на ком ты женишься!
– А как его оттуда вытащить? – спросила потрясенная Филифьонка.
– Фу ты, там же только его лицо, – пояснила фрёкен Снорк. – Лишь его отражение! Но сначала надо собрать девять разных цветочков. Раз, два, три! И если ты скажешь сейчас хоть слово, ты никогда не выйдешь замуж!
Костер медленно угасал, превращаясь в тлеющие угли, над полями начал носиться утренний ветерок, а фрёкен Снорк и Филифьонка все собирали свои волшебные букеты. Иногда они посматривали друг на друга и смеялись, потому что это не запрещалось. Вдруг они увидели колодец.
Филифьонка пошевелила ушами.
Фрёкен Снорк кивнула. От страха у нее побелела мордочка.
Они принялись что-то бормотать и выписывать круги, притопывая ногами. Седьмой круг был самым долгим, потому что теперь им стало по-настоящему жутко. Но если уж начал ворожить в ночь на Иванов день, то надо продолжать, а то еще неизвестно, чем все кончится.
С бьющимся сердцем, пятясь, подошли они к колодцу и остановились.
Фрёкен Снорк взяла Филифьонку за лапу.
Солнечная полоска на востоке стала шире, а дым от костра окрасился в нежный розовый цвет.
Быстро обернувшись, они поглядели в воду.
Они увидели самих себя, край колодца и посветлевшее небо.
Дрожа, они стали ждать. Они ждали долго.
И вдруг – нет, даже страшно сказать! – вдруг они увидели, как громадная голова вынырнула рядом с их отражением в воде. Голова какого-то хемуля!
То был злой и ужасно уродливый хемуль в полицейской фуражке!
В тот самый миг, когда Муми-тролль срывал свой девятый цветок, он услышал отчаянный крик. Бросившись бежать, он увидел огромного хемуля, который одной лапой тряс фрёкен Снорк, а другой – Филифьонку.
– Ну теперь вы все трое угодите в кутузку! – кричал хемуль. – Поджигатели! Морровы дети! Попробуйте только сказать, что это не вы сорвали все таблички и сожгли их. Попробуйте, если посмеете!
Но этого они, разумеется, не могли сделать. Ведь они поклялись не произносить ни слова!
Страшно подумать, что было бы, если бы Муми-мама, проснувшись в день летнего солнцестояния, узнала, что Муми-тролль сидит в тюрьме! Или если бы кто-нибудь рассказал Дочери Мюмлы, что ее младшая сестренка, обмотавшись ангорской шерстью, спит в шалаше из еловых веток, который соорудил Снусмумрик!
Ничего этого они не знали, и им оставалось только надеяться на лучшее. Ведь на долю семейства муми-троллей выпало приключений куда больше, чем на долю любой другой семьи, и разве все не кончалось благополучно?!
– Малышка Мю привыкла сама заботиться о себе. Я больше беспокоюсь о том, кто ненароком окажется рядом с ней, – сказала Дочь Мюмлы.
Муми-мама выглянула из окна. Шел дождь.
«Только бы они не простудились», – подумала она и осторожно уселась на кровати.
Она была вынуждена проявлять осторожность. После того как они сели на мель, пол перекосило и Муми-папе пришлось прибить мебель к полу гвоздями. Хуже всего приходилось им во время еды, потому что тарелки то и дело скатывались на пол, а когда папа пытался крепко прибить их гвоздями, они раскалывались. У всех было такое чувство, будто они постоянно занимаются альпинизмом и поднимаются в горы, так как они ступали одной ногой чуть выше, а другой – чуть ниже. Муми-папа стал опасаться, что их ноги начнут расти неодинаково. (Правда, Хомса считал, что если ходить немного в противоположном направлении, то ноги выровняются.)
Эмма, как обычно, подметала пол.
Она с трудом карабкалась наверх, подталкивая перед собой мусор. На полпути мусор снова скатывался вниз, и ей приходилось все начинать сначала.
– Разве не лучше мести в другую сторону? – осторожно предложил Муми-папа.
– Здесь я никому не позволю меня учить, как мести, – возмутилась Эмма. – Я так мету сцену с тех пор, как вышла замуж за маэстро Филифьонка, и так буду мести, пока не умру.
– А где же сейчас твой муж, Эмма? – спросила Муми-мама.
– Он умер, – с достоинством ответила Эмма. – Ему на голову упал железный занавес, и им обоим пришел конец.
– О бедная, бедная Эмма! – воскликнула мама.
Эмма порылась в кармане и вытащила пожелтевшую фотографию.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!