Драгунский секрет - Дмитрий Линчевский

— Когда-нибудь потом, — закусив кусочком лаваша, промурлыкал Андрей, — мы будем сидеть в сверкающих столичных или забугорных ресторанах и, с тихой грустью, вспоминать эту грязную прифронтовую забегаловку.

— Будем! — сказали все хором и задушевно чокнулись.

Стас, опустошив рюмку, с хрипотцой в голосе произнес.

— Дома, один наш друг говорил то же самое, только о холостяцком столе.

— Каждому свое, — махнул рукой Сергей, — некоторые и третий тост за дам поднимают — ботаники, о чем говорить.

К слову сказать, в зале не было ни одной девушки. То ли грязный вид забегаловки отпугивал слабый пол, то ли опять действовал строгий осетинский уклад.

Тем временем, в дверях кафе появился седой старик в высокой каракулевой шапке, полувоенном пальто, сверкающих (в такую-то грязь) хромовых сапогах. Окинув внимательным взглядом зал, он подошел к столику, за которым расположились собровцы.

— Здравствуйте, ребята.

— Здравствуйте, — вежливо ответили бойцы.

— Вы оттуда?

— В каком смысле? — не понял Денис.

— С передовой?

— Оттуда, отец, оттуда, — добродушно сказал Макс, — присаживайтесь, если есть время и желание.

— Благодарю за приглашение, — кивнул старик, опускаясь на свободный стул. — Не беспокойтесь, я ненадолго.

— Вам налить? — спросил Стас, подняв бутылку.

— Нет, спасибо. Хочу просто поговорить.

— Слушаем, — настороженно буркнул Макс.

— Уже воевали, ребята, или еще не довелось?

— Так, пару раз постреляли, серьезных дел пока не было.

— Молодцы, что честно признаетесь. Другие, — он кивнул на один из столиков, за которым сидели подвыпившие военные, — нос из штаба не высовывали, а рассказывают больше, чем ветераны Великой Отечественной.

Там, куда указал старик, шел суровый бой с тенью. Рыхловатый, в измятом кителе, майор прыгал на стуле, имитируя: то выстрел из гранатомета, то очередь из пулемета, то бросок гранаты. Возможно, он и вправду где-то попал в столь горячечную переделку, но, в таком случае, вражеская армия должна была сократиться как минимум вдвое, а то и втрое. Таких сводок информбюро, к сожалению, не передавало.

— Болтунов везде хватает, — махнул рукой Андрей.

— У них — нет.

— У кого?

— У нохчей.

— Это еще кто?

— Так в древности чеченцев называли. А знаете, чем они отличаются от русских?

— Знаем — оттенком.

— Нет, ребята, среди горцев тоже немало светловолосых. Но я не о внешности спрашиваю. Чем вы внутренне различаетесь?

— Чем же?

— Тем, что думаете, как выжить, а они — как победить.

— Ничего странного: они за свое дерутся, а мы — неизвестно, за что.

— Не в этом дело, — покачал головой старик. — Война — понятие самодостаточное. Она не требует добавочных определений: гражданская ли, отечественная — неважно. Если ты струсил в бою — ты трус. Если совершил подвиг — герой. Со временем отношение к войнам меняется: вчера была освободительная, сегодня стала захватнической, была справедливая, стала бунтарской. Неизменными остаются только боевые дела, боевые награды. Помните, за что воевал Суворов, переходя через Альпы?

Денис напряг память. Конечно, он все прекрасно помнил. Только нужно было немного подумать… Но старик ждать не собирался.

— То-то, — грустно кивнул он. — А его дерзкий и стремительный переход остается подвигом и сегодня. Георгиевский крест, например, одинаково высоко ценился, что в царской, что в Красной армиях.

— Воевали, отец? — спросил Андрей.

— Воевал, ребята, воевал. Сначала за белых, потом за красных, против финнов, против фашистов, «Лесных братьев», как мошку, из чащоб выкуривал и много еще кого. В общем, настрелялся, — он расстегнулся, откинув широкие борта пальто. Все ахнули — на костюме пестрым щитом сверкали многочисленные наградные колодки. — Специально ношу, — признался дед. — Во-первых, не для того получал, чтоб под матрасом держать, а, во-вторых, неизвестно зачем мне господь столько лет жизни отвел, может, затем, что б я вам этот иконостас показывал. Больно мне, ребята, нынче в телевизор смотреть. Солдаты плачут, как дети. Офицеры ноют и жалуются. Бабы орут дурами, мол, их мальчиков на войну посылают. Это в 18–20 лет мальчики? Для вина и наркотиков они — взрослые. А воевать — маленькие?! Я в 16 уже в атаку ходил. У чеченцев дети с 12 стрелять начинают. Развели в армии дачников-садовников, теперь срамят русского солдата на весь белый свет. А ведь внуки гусар, драгун. Где дедова кровь, где боевой дух, ответьте старику?!

Вот, чего не хватало в песне, — вспомнил солдатский сбор Денис. — Армия потеряла боевой дух. Она превратилась в то самое плачущее облачко, что висело в поле над строем.

Однако, продолжить интересную беседу не удалось, в кафе с шумом ворвался взволнованный прапорщик.

— Там, на улице, офицера убили! — крикнул он, указывая на дверь…

Все бросились на выход.

Труп худощавого лейтенанта лежал в грязи между кафе и дырявым забором. Карманы форменной куртки были опустошены и вывернуты наружу. Под левым верхним клапаном торчал выкидной нож. Крови почти не было, лезвие вошло в тело по самую рукоять. Приоткрытые глаза парня мертвенно-тускло поблескивали в свете уличного фонаря, придавая лицу одновременно жалобное и подозрительное выражение. На правой скуле виднелась небольшая припухлость, вероятно, от удара. Вокруг уже толпились многочисленные зеваки. Денис, окинув взглядом собравшихся, неожиданно приметил среди них знакомую фигуру.

— Влад? — неуверенно произнес он.

— Денис? — растерянно прошептал упитанный лейтенант и, выйдя из оцепенения, бросился ему навстречу. — Здорово, дружище! Если б ты знал, как я рад тебя видеть. Тут такое случилось, такое!

— Ты знал убитого?

— Да… Он пошел покурить и вот…

— Надо милицию вызвать! — крикнул кто-то из толпы.

— Вызвали уже, — ответили ему сразу несколько голосов.

— И военную прокуратуру.

— Менты сами разберутся, кто им нужен.

Обычно розовые, а теперь белые, как у снеговика, щеки Влада мелко дрожали от холода и сильного возбужденья.

— Пойдем в кафе, — сказал он, стуча зубами.

— Тебе нужно прокурорских дождаться.

— Когда приедут — я выйду. Пошли.

Они вернулись в зал, устроившись за столиком Дениса. Влад без разговоров схватил бутылку водки, наполнил рюмку отсутствующего Стаса, не выдыхая и не морщась, выпил.

— Ты где служишь? — спросил он, надкусывая лаваш.

— В СОБРе.