Три любви - Арчибальд Кронин

– Неприятность! – повторила она, чуть насмешливо глядя на него большими темными глазами. – Это так похоже на тебя, Фрэнк! Ты не готов называть вещи своими именами. Почему нельзя прямо сказать: «Когда ты родила ребенка»?

Он отпрянул от нее – от этих ее слов, прозвучавших в его доме. Сказанные без горечи, бесстрастным тоном, они четко объясняли нежелание Фрэнка видеть кузину у себя и живо напоминали о случившейся трагедии – хотя сама Анна отказывалась считать трагедией это банальное происшествие, растревожившее семейный круг пять лет назад в Белфасте. Фактически эта история началась во время визита Фрэнка, когда положение Анны стало очевидным, и он догадывался, что именно это свалило старого Галтона. Ни тогда, ни сейчас в этом деле не было ничего утешительного. Однако сделанного не воротишь. К несчастью Анны, она осталась с незаконнорожденным младенцем на руках. Отец ребенка попросту сбежал, в чем Фрэнк не сомневался. Имя этого мужчины она упорно отказывалась называть. Как это было похоже на Анну! Никто не мог докопаться до ее сути – под ровной поверхностью в глубине мчался бурный поток. В те дни, конечно, как и в их ранние годы в Ливенфорде, Фрэнк мало думал о кузине. Но почему-то, хотя Анна не взывала к состраданию, он испытывал к ней смутное сочувствие. Жизненные перипетии, гнев отца, всеобщую суматоху она встречала смело, бесстрастно и молчаливо, чем вызывала завистливое восхищение кузена. Сейчас он смущенно смотрел на нее.

– Как ни называй это, Анна, – примирительно пробормотал Фрэнк, – я сожалел об этом. И переживал за тебя, когда услышал, что ребенок умер. – Он помолчал. – Почему ты сразу не вышла замуж, чтобы все было как надо?

– Для брака нужны двое, – откровенно сказала Анна. – К тому же я не создана для его священных уз. Глядя на то, какой ты одомашненный, Фрэнк, я понимаю, что мне нужно что-то другое. Впрочем, в последние годы у меня бывали хорошие времена.

Он был поражен непринужденной легкостью ее тона и независимостью суждений.

– Знаешь, Фрэнк, – с тонкой улыбкой продолжила она, – мне бы хотелось немного тебя расшевелить. Ты три вечера пробыл со мной в этом доме и обращал на меня не больше внимания, чем на мешок с едой. А я гораздо интереснее овсянки! Почему ты никак не проснешься? Ты дремлешь, парень, – просто грезишь наяву.

Фрэнк недоуменно взглянул на свою кузину.

– Мне не пригрезилась моя симпатичная вилла, – медленно произнес он. Почему-то ему, против обыкновения, пришлось защищаться, и он добавил: – И мне не пригрезилась моя дружная семья и хорошая работа.

– О-о, я не говорю о бизнесе, – перебила она. – Бог с ним, с бизнесом! Ты мне всегда нравился, Фрэнк, и мне не хочется видеть, как ты увязаешь в колее. Ты всегда недооценивал себя. Думаю, в прежние дни в Ливенфорде ты захотел бы водиться со мной.

– Нет, – бездумно ответил он. – Это вряд ли.

Она рассмеялась:

– Честное слово, Фрэнк, мне хочется тебя растрясти. Полагаю, это Люси сделала тебя таким. Ты принадлежишь ей целиком, право, нельзя так. Перед отъездом она попросила меня заботиться о тебе, как будто ты ценная фарфоровая вещица, которую можно разбить. О-о, я заметила это, как только приехала к вам. И даже слегка рассердилась.

– Я считаю, что у меня все в порядке, – произнес он, пытаясь парировать ее нападки.

– Правда, Фрэнк. Такой, как ты, симпатичный парень должен получать от жизни больше удовольствий. А иначе состаришься раньше времени.

Он уставился на огонь, равнодушно слушая ее слова и размышляя о собственной сложной индивидуальности. Пожалуй, он был чудаком – и знал это. Он понял ее намерение – она пыталась расшевелить его, – но ему это было неинтересно. Конечно, в прошлом он увлекался – в юности всем свойственны порывы, – но в основном его увлечения были мимолетны и достижение цели не приносило удовлетворения.

– Я правильный, как почта, – проронил он после паузы, – вот такой я человек.

– Лучше бы ты не был таким, – по-доброму подшучивая над ним, усмехнулась Анна. – Найди теплую мужскую компанию. Друзья – это хорошо! Или купи себе один из этих новых велосипедов и езди на нем. Или заведи собаку – хорошую охотничью собаку!

Он открыто взглянул на нее: она над ним смеется? Но ее лицо выражало добродушие. Он решительно покачал головой, отбросил сигарету.

– Это не в моем духе, Анна. Я не люблю, чтобы меня беспокоили.

Она залилась смехом, который звучал так удивительно, и Фрэнк, быстро взглянув на нее, понимающе улыбнулся в ответ.

– Что ж, раз уж ты не собираешься ездить на велосипеде, то хотя бы постарайся развлечь свою кузину, пока она здесь! – воскликнула Анна. – Или ты позволишь ей хандрить и чувствовать себя несчастной? Знаешь, даже в Ливенфорде Джо не давал мне скучать и, несмотря на все свои дела, уделял мне много времени. Но ты, Фрэнк, – ты развлекаешь даму, сидя рядом с ней и мечтая о своей жене.

Он чуть покраснел, ощущая легкое беспокойство. Так или иначе подобные мысли не приходили ему в голову, и он не без сожаления признался:

– Наверное, в последнее время я веду себя как тупица. – Поколебавшись, Фрэнк с запоздалым энтузиазмом добавил: – Но я постараюсь развеселить тебя.

– Вот это другое дело, – откликнулась Анна, словно они заключили между собой договор. – Полагаюсь на тебя.

– Ладно, – снисходительно кивнул он и, скрестив ноги, зажег очередную сигарету и укрылся за дымовой завесой.

Прошло несколько мгновений, заполненных лишь слабым тиканьем часов.

Пламя камина бросало отсветы на густые черные волосы и округлые щеки Анны. Ее веки были полуопущены, однако она с весьма таинственным видом незаметно наблюдала за кузеном. На самом деле ничего таинственного в ней не было. Анна отличалась известной тонкостью обхождения, но мысли ее были самыми обыкновенными, разве что скептицизм и природная ирония придавали им некоторую остроту. К тому же Анна редко высказывалась, она чаще молчала – не злобно и не угрюмо, а в целях самозащиты. Это отчасти объяснялось тем, что ей довелось пережить. В минуту слабости ее подвела врожденная ирландская влюбчивость, и она потеряла девственность в сыром поле, когда возвращалась с танцев, которыми закончилось собрание братства. Похоже, она так и не забыла иронический подтекст этого танца. Любовник бросил ее, посчитав Америку более привлекательной, а мужскую ответственность скучной. Анна не жаловалась, лишь самой себе признаваясь в глубине своего страдания, и решила в будущем не лишать себя удовольствий жизни, а относиться к ней без излишней сентиментальности.

Опыт делал ее старше своего возраста, и Анна, со своей крестьянской грубоватостью, которая проглядывала из-под внешней утонченности, была темпераментной, красивой и очень притягательной в мужских глазах.

И теперь, когда она сидела напротив Мура, ей в голову пришла идея – не порочная, а, скорее, провокационная, с целью посмеяться, – ненадолго вытащить его из этого семейного болота, в котором он увяз. Анне всегда нравился Фрэнк – ей нравились многие мужчины; с другой стороны, Люси, чей идеализм и собственнический инстинкт раздражали ее, вызывала антипатию. Было бы забавно, очень забавно ловко притормозить это плавно двигающееся колесо.