Жить вместе в 21 веке - Андреа Риккарди

отличается и сильным влиянием современности с ее глобальными потоками. А потому изолировать одну идентичность от другой рискованно и опасно. Подобная изоляция, когда она происходит, представляется искусственным, агрессивным и опасным процессом. Считать себя одинокими, обособленными, врагами — есть в этом та “ршФё dangereuse” (опасная чистота), о которой говорит Бернар-Анри Леви (Bernard-Henri Lёvy). «Опасная чистота» лежала у истоков многих процессов разделения и конфликтов. Это ключевое требование всякого фундаментализма, направленное против «грязного», заразного, нечистого мира, перед лицом которого нужно быть чистыми и стремиться к чистоте. Отстаивая собственную этническую, идеологическую и расовую чистоту, в другом видят угрозу заражения и нечистоты. Собственная «чистая» идентичность утверждается путем отвержения или разрушения другого, насилия против него.

Всякая идентичность, в том числе и национальная, не совпадает со своими границами, но вписывается в выходящую за ее пределы реальность и внутри сложна и неоднородна. Мы разные, но не настолько обособлены, как нас пытаются убедить посредством операций по культурной или физической изоляции. Ни одна община без насилия над собой и своей историей, без жесткой самоизоляции не может назвать себя однородной и «чистой». Однородность и чистота часто бывают лишь выдумкой, измышлением, как было при рождении или самоопределении некоторых наций. Так, например, расовая чистота италийской расы была придумана фашистскими «учеными» в 1938 году. Опасные процессы разделения развиваются в тех обществах, где стираются общие и смешанные черты и подчеркиваются различия. Итальянский антрополог Франческо Ремотти (Francesco Remotti) замечает в своей жесткой книге об идентичности: «Искусства разделения в технологической сфере, процессы очищения в сфере органической, техники интеллектуального анализа указывают способы поведения, которые в социальном плане порождают весьма узкую гамму отношений, где гнездится и цветет семя чистоты (как бы его потом ни воспринимали)».

Уже более десяти лет мы видим, как прорастает и расцветает в некоторых местах «семя чистоты». Чистота — тоталитаризм идентичности. Я не сторонник мифа глобального или космополитического общества. Идентичности существуют, возрождаются, они необходимы для жизни, это дети нашей истории. Как говорил Бенедикт XV, папа времен первой мировой войны: «Нации не умирают». С ними не умирают, хотя и изменяются, и другие идентичности. Но, с другой стороны, люди все меньше живут одной только нацией, одной идентификационной группой. Идентичности становятся все менее тоталитарными, как на экзистенциальном уровне единиц, так и на уровне наций, государств и сообществ. А главное — изолироваться больше нельзя.

Может быть, каждый человек несет в себе несколько, хотя и разноуровневых, идентичностей. Американских католиков упрекали, что они недостаточно лояльные граждане своей страны, потому что зависят от иностранного правителя — папы. Евреев, сначала из-за веры, а потом из-за сионизма, упрекали в неверности своей родине. Все это типичные выражения мысли, неспособной к глубокому пониманию реальности. Можно было бы продолжить и привести еще целый ряд примеров, показывающих, что у каждого может быть несколько идентичностей. Сосуществование происходит даже внутри одного человека: «Итак, сегодня внутри каждого из нас, хотя и в разной мере, уже происходит встреча культур: все мы метисы», — пишет Тодоров. И продолжает: «Культурная принадлежность к нации всего лишь самая сильная из всех, поскольку в ней переплетаются следы, оставляемые во внешности и в мышлении семьей и сообществом, языком и религией». Происходит своего рода смешение идентичностей в одном человеке. Бывает, что, как бы реагируя на эту внутреннюю сложность, человек чувствует потребность выпячивать какую-то одну свою идентичность. Это реакция на современный мир «потерянного человека», не осознающего своей внутренней сложности и связей с другими.

И с точки зрения национальных или групповых идентичностей изоляция невозможна. Не только нет чистых идентичностей, но каждая идентичность развивается благодаря целой сети взаимообменов и взаимосвязей с другими.

Европейцы, веками сражавшиеся друг с другом, открыли свое сходство, общие интересы, увидели, что у них много общего. Общность эта не нечто новое, она идет издалека. Идентичности не умирают; однако дать им жить не значит изолировать или очистить их. Все они живут в контексте цивилизации, в системе взаимообменов и скрещений, и становятся метисами или соприкасаются хотя бы по необходимости, выделяется общее, хотя и не стираются различия.

Это общий опыт европейцев XXI века, о чем не раз говорилось. Но чувство общности есть и у «черных» африканцев, на нем основан Африканский Союз. И у латиноамериканцев, хотя они и иронизируют по поводу различий между группами, в том числе и внутри наций, есть чувство общности. Христианство с самого начала утверждает, как учил Апостол Павел, что нет ни иудея, ни грека, ни варвара, но все едины в христианской вере: подчеркивает не культурное сходство, но общность веры, соединяющей различные идентичности в судьбу «народа Божия». Можно было бы говорить о культурной близости в англо-саксонском мире, между Австралией, Канадой, Великобританией и Соединенными Штатами. Все эти общности на различных уровнях отрицают одновременно «чистоту» и изоляцию идентичности.

Различия остаются. Они вновь всплывают, порою весьма бурно. Но это не скрывает и не разрывает связующие нити, которые позволяют жить рядом, наслаиваются и скрещиваются. Это не мешает видеть, что и на экзистенциальном уровне порой сосуществуют различные идентичности и культуры. Идут процессы диверсификации и соединения, не только на уровне глобализации, но и в более близком сходстве, общности, соседстве, метисации.

Богатый и сложный опыт начала XXI века нелегко описать. Подобный поворот истории трудно было предвидеть в конце мировой войны или позже, в период деколонизации. Мы не застрахованы от мессианства, от псевдонаучных идей, от социальной механики. Завтрашний день может таить в себе потрясения, но он менее мрачен, чем его часто представляют, если согласиться смотреть на него во всей его сложности.

3. СРЕДИ КОНФЛИКТОВ И ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Конец миссии Европы

Ежедневно до нас доходит неимоверный объем информации, и ориентироваться в ней нелегко. Нам трудно ее упорядочить. У большинства из нас нет четких представлений о мире. Может быть, они и были, пока информации было меньше. Сегодня люди жаждут ориентиров, чтобы лучше понять интересы группы, с которой себя идентифицируют, выяснить, откуда может исходить опасность, или просто узнать, что происходит в других местах. В Италии по окончании холодной войны появился интерес к геополитике, а с ним геополитический журнал “Limes”: это признак поиска ориентиров более широкой публикой, а не только специалистами.

Как объяснить, что происходит в большом мире за пределами Европы или нашего Запада? В XIX–XX веках колониализм давал большинству европейцев видение мира, основанное на неоспоримом превосходстве нашей цивилизации и белой расы. Это представление разделяли многие европейцы. В 1853–1855 годах теория Артура де Гобино (Arthur de Gobineau)