Аккадская формула - Таисий Черный

клерк открыл перед Альфредом дверь:

– Прошу вас, герр Ланге. Все интересующие вас дела здесь, – клерк указал рукой на один из трех столов, где уже возвышалась объемистая пирамида из папок.

Альфред кивнул:

– Благодарю вас, вы свободны. Да, вот еще… Могу я оставить материалы прямо тут, когда закончу изучение?

– Да, разумеется. Единственная просьба – сообщите шефу или мне, что вы уже уходите. Я – старший делопроизводитель, мой стол по правую руку от секции, где сидит шеф.

– Понятно. – Альфред кивнул.

Клерк поклонился и закрыл за собой дверь.

Альфред повесил пальто и шляпу и направился к столу, где лежали папки. Стол, надо сказать, как, впрочем, и вся мебель в этой комнате – «видал виды». Лак на его деревянных частях давно облупился, а дерматин, которым была обита столешница, и вовсе прохудился в нескольких местах.

Стул был колченогий и невероятно твердый, и Альфред прошелся к остальным столам, в надежде заменить это мебельное чудо чем-нибудь поудобнее. Однако, остальные оба стула, которые он обнаружил, были ничуть не лучше. Вздохнув и смирившись, Альфред осторожно уселся на твердого шатающегося уродца, и, раскрыв папку с первым делом, принялся ее листать.

***

Прочитав за несколько часов большую часть материалов, Альфред встал, и, потянувшись, достал из жилетного кармана часы. Было уже половина пятого, а, следовательно, нужно было заканчивать, и собираться на встречу с Маркусом. Собрав разложенные документы, и завязав тесемки на открытых прежде папках, Альфред вернул дела напомаженному старшему делопроизводителю и вскоре покинул здание полицейского управления. На счастье мимо проезжал свободный извозчик, и Альфред, обрадовавшись такой удаче, тотчас остановил его и велел ехать к «Луне и яичнице».

Около половины шестого пополудни, Альфред занял столик в углу обеденного зала, откуда было удобно наблюдать за входом и при этом не бросаться в глаза. Люди приходили и уходили самые разные, и при этом самые обыкновенные: приказчики, работники из мастерских, пару раз захаживали крестьяне – видимо, доставляли хозяину свой товар, и вся эта кабацкая суета перемежалась истошными криками, мелкими потасовками – то тут-то там, и хозяйскими окриками, дабы присутствующие вели себя потише.

Как и ожидалось, в шесть без пары минут в дверях появился Маркус и стал медленно обводить взглядом зал. Альфред, немного привстав, помахал ему свернутой в трубку газетой и тот, кивнув, стал продвигаться по направлению к Альфреду, лавируя между столами. Точно также как вчера в «Змее и льве», когда Альфред направлялся к столу «испанского боцмана», Маркус, передвигаясь, оттолкнул от себя пару-тройку назойливых пьяных нагловатых девок и вскоре успешно добрался до места.

Подойдя, он слегка кивнул, а затем, немного поерзав, уселся на лавку. Сложив руки, словно школяр, Маркус вопросительно взглянул на Альфреда, точь-в-точь, как при первой встрече.

– Как дела? – спросил он спокойно.

– Вроде неплохо. – Альфред отложил газету на край стола.

– Что-то случилось? – немного тревожно спросил Маркус.

– Случилось. – Альфред достал сигару, зачем-то понюхал ее и после стал, неспеша раскуривать.

– И что же? – Маркус ерзал на стуле, из чего было понятно, что он уже сгорает от любопытства.

– Вы знаете что-нибудь об экспериментах де Вилланова?

– Ну… вообще-то у него было немало открытий. – Немного подумав, ответил Маркус, – Среди прочего, он один из тех, кто получил философский камень, и это, к слову, достоверно… А что такое, собственно?

– А как насчет опытов с переменой внешности? – спросил Альфред, попыхивая и глядя сквозь дым на Маркуса.

– Ну, – Маркус слегка замялся, – я не думаю, что это серьезно. Легенд относительно этого существует множество, но я, признаться, не встречал ничего заслуживающего доверия. Есть лишь упоминания об этом эксперименте в рукописях его учеников, но повторить этот опыт, насколько я знаю, никому не удалось.

– Думаю, вы ошибаетесь.

– Правда? И кто же этот гений?

Альфред рассказал все, что с ним происходило накануне. Маркус изумленно смотрел на него, лишь время от времени потирая руки. За все время рассказа он ни разу не перебил собеседника, что прежде случалось не так уж часто, и что явно свидетельствовало о его огромном интересе.

Когда Альфред закончил, Маркус еще какое-то время молчал, а после сказал:

– Да, мой друг… Это действительно поразительно. Но какова была цель всего этого спектакля?

– Не знаю точно, но думаю – банальная рекогносцировка. Кто-то хотел разузнать, что именно нам известно и куда мы движемся с нашим расследованием. Я почти сразу понял, что тут что-то не так. Во-первых, я постучал в дверь произвольно, а не условным стуком, и этот тип открыл! Во-вторых, я вас уже узнал довольно близко, и знаком с некоторыми вашими привычками. Можно скопировать внешность, пусть это и невероятно трудно, но нельзя до точки скопировать личность. Например, у того самозванца была привычка проводить ладонью по лицу, словно бы снимая паутину, а за вами я этого не замечал. Кроме того, мы хоть и стали довольно близкими друзьями, но вы ни разу не обратились ко мне: «дружище». В общем, не все там было гладко, но неясно главное – кто это был. Впрочем, в силу того, что я ему ничего так и не рассказал, думаю, визиты еще повторятся.

– То есть нам следует полностью сменить всю систему оповещений и кодов… – задумчиво сказал Маркус. – А, собственно… Как он узнал, какие именно вопросы вы будете задавать? Ну, хорошо, про любовника – это ладно. Он или даже они, ибо вполне вероятно, что этот человек действует не в одиночку, видимо тоже расследует это дело. Но вот насчет того спора о вороне?

– Знаете, я думаю, что это как раз довольно просто. Я как-то проводил один эксперимент, еще в университете. Так вот, если вы попросите сотню человек быстро задумать какой-то цвет, а затем немедленно задумать какой-то инструмент, то, примерно девяносто из них подтвердит, что задумали «красный молоток». Когда времени на размышления нет, и нужно говорить первое попавшееся, на ум приходит самое простое, самое яркое и то, что на поверхности памяти. Это может быть что-то недавно произошедшее, или же то, что поразило когда-то очень сильно. Разумеется, он рисковал, но рассчитывал на то, что, не имея времени на размышления, я спрошу нечто для него предсказуемое. Случай о споре с вороной, в сущности, известен всему городу. Так что, ничего особенно невероятного в его ответе не было. Ну, а если бы он и не ответил, то понятно, что шума я бы не стал поднимать, а скорее всего, просто бы удалился восвояси. Так что риск был для них не так уж и велик. Но, я не понимаю