Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов

– Деньги, говоришь… Какие деньги?

– Ну хорош издеваться, – взорвался наконец юрист. – Ну ты же заложил там чего-нибудь наверняка.

– Деньги, значит, – растягивая слова, повторил Алик, – деньги. Ну да, будут там деньги. Прав ты. Будут риски, будут и деньги. Только интересно у нас получается с тобой, как в сказке про вершки и корешки. Риски мои, а деньги наши. Так? Ты на совещании головой покиваешь, да еще и с оговорками – с одной стороны, с другой стороны, при условии «если» – а меня, чуть что не так пойдет, за яйца подвесят. Так?

– Да ты не понял, Алик, – растерянно промямлил юрист. – Я не об этом, я же помочь хотел, схему проработать, риски снять. Ну, деньги – это вторично. Дашь, сколько захочешь, а можешь и ничего не давать. Это же моя работа.

«Вот так, – удовлетворенно подумал Алик. – Тень, знай свое место. Слабоват ты еще против меня, мальчик. Ишь ты, вымогателем заделаться вздумал, гаденыш… Ладно пускай дышит пока…»

– Все я правильно понял… не переживай, будут тебе деньги. «Ягуар» новый купишь, а то в старом пепельница небось уже полная.

– Алик, ну зачем ты… Я же как лучше хотел. Я же помочь…

– Все, проехали, чего не скажешь в шутейном разговоре. Ты пошутил – я тоже посмеялся. А за помощь спасибо. Вот завтра ЛМ акцептует схему, и тут же вместе за работу. А про «Ягуар», кстати, не шутка. Это чтобы ты понимал.

– Спасибо, спасибо тебе. Но ты не обиделся, правда не обиделся?

– Да как же я могу на тебя обидеться, дурачок? Ты же мой ученик, мое альтер эго, так сказать.

Алик встал, подошел к юристу и приобнял его за плечи.

– Просто ты молодой еще очень, не все понимаешь. Но я тебя научу. Вот закроем сделку с банком и все расскажу. Сам схемы клепать будешь, а мне, старику, процентик на пенсию достойную засылать. Договорились?

– Спасибо, спасибо тебе. Правда спасибо. Если бы не ты, я… Да я без тебя…

– Ну все, все, иди работай, не до сантиментов сейчас. Завтра увидимся.

Алик еще раз посмотрел на юриста. В его глазах и правда стояли вполне себе искренние слезы благодарности.

«Какая же все-таки тварь двуличная человек», – грустно подумал он, еще раз похлопал по плечам юриста и выпроводил его из кабинета.

С доверенным человеком было не то чтобы сложнее, но интереснее точно. Изощренный ум опытного интригана не позволял Михаю Руссковцу задавать тупые вопросы типа «А деньги будут?», хитрый паук давно и прочно сидел в самом пыльном и теплом углу конторы. Ни одна добыча не могла миновать этот темный угол. Алик зашел в паучиное логово за полчаса до совещания. В приемной толпились люди, большинство с непрозрачными пакетами. У кого полные, у кого пустые, самые скромные вертели в руках конверты разной степени пухлости. Алик выразительно посмотрел на секретаршу, растолкал начавшую было собираться очередь из пакетоносцев и вошел в кабинет. Жизнь в кабинете кипела. Михай разговаривал по мобильному, второй мобильник вертел в руках, два стационарных телефона на тумбочке выводили заунывные трели. Одновременно он вытаскивал из открытого сейфа пачки пятитысячных купюр и складывал их на стол. Со стола купюры смахивал в пакет небритый молдаванин в грязных джинсах и поеденном молью свитере. Вонь от молдаванина разъедала глаза. Увидев Алика, молдаванин вздрогнул.

– Свои, – быстро сказал Михай. – У нас интим?

Алик кивнул.

– Да не у нас, – прошептал Михай в мобильник. – У нас с вами не интим, у нас с вами дрим тим. Команда мечты по волшебным превращениям материи из безналичного в наличное состояние и обратно. Короче, обо всем договорились, высылаю курьера. Все, целую.

Михай перестал выкладывать пачки из сейфа.

– Все, здесь все, – сказал он молдаванину.

– Ну как же, а еще пятьсот, обещали еще пятьсот, как же так, еще пятьсот обещали, как же, обещали же еще, а еще пятьсот как же, обещали же… – быстро, на одной ноте затараторил молдаванин.

Фраза походила на молитву древнего молдаванина грозному молдавскому богу виноделия и шабашки, какому-нибудь Фетяске Ликострашному.

– Все, иди, иди, иди. Завтра, послезавтра, нет, в среду позвони. Все решим. Все, не видишь, я занят.

Молдаванин со скорбным видом удалился.

– Привет, Михай, – наконец смог поздороваться Алик. – Не помешал?

– Да ты что, дорогой, это они вот все мешают, а ты только помогаешь. Достали все, и ЛМ достал тоже. Представляешь, звонит вчера в полвторого ночи, говорит, придет строитель, который баню мне делает, дашь ему три с половиной. А во сколько, спрашиваю, придет? В десять утра, говорит. А я говорю: ну пусть после обеда хоть придет, где я за ночь-то столько достану. А он: в десять, и все – и положил трубку. Пришлось свои отдавать. А мне ЛМ и так уже десятку должен с прошлого года. И возвращать не торопится. Достали… Этому дай, тому отдай. А как на решение вопросов с ментами, так денег никогда нет. Выкручивайся, Михай, как хочешь. А ведь мне ЛМ и так должен. Теперь тринадцать почти…

Перед важными, особенно денежными, разговорами Михай встречал Алика одним и тем же монологом о том, как его все задолбали, а больше всех ЛМ с его прихотями, семьей, любовницами, фаворитками, стройками и т. д. О том, что он взрослый, состоятельный, почти старый человек, а работает на побегушках у шефа непонятно кем и непонятно за что. А ему уже полтинник скоро.

«Если не остановить, будет плакаться до совещания, – подумал Алик. – Надо подыграть».

– Ну и вот зачем тебе это все нужно? Отстраивать надо всех. И ЛМ тоже, а то на шею сядет и ножки свесит. Послал бы ты его, ничего бы не случилось. Получил бы строитель бабки завтра, ну и что, мир бы рухнул?

– Легко тебе, Алик, говорить, вот ты пришел четыре года назад, весь такой красивый, с образованием и связями. Для тебя ЛМ просто еще один шеф, сегодня вместе – завтра разбежались. А я с ним с самого начала почти, семнадцать лет скоро будет. Врос я в него корнями, а он в меня, сука, врос. Вот говорит херню какую-нибудь, и знаю, что херня точно. А у меня рефлекс – исполнить. Умереть, в лепешку расшибиться, а исполнить. Как у собаки Павлова. Плохо это для меня, а поделать ничего не могу.

Алик в очередной раз восхитился Михаем. «Молодец какой, – подумал он. – Как изящно расставил акценты перед важным разговором. Тонко показал, кто в берлоге главный. Мол, ты деляга бессердечный, а я волкодав верный, эмоционально к шефу привязанный. И про то, что вросли они с ЛМ друг в друга, здорово. Типа без его позволения здесь ни одна мышь не проскочит. А про то, что плохо это все для него, вообще шедевр, приглашение на тур финансового вальса. Мол, давай, друг, попробуй, предложи мне, а я послушаю, только много предложи, чтобы слушать интересней было. Придется ему за талант полпроцентика накинуть. Заслужил».

Дележ добычи между Аликом и Михаем происходил по-честному. В стиле правильных русских пацанов. Схема называлась «В пополаме штрих». Добыча делилась пополам, но вес добычи определял тот, кто непосредственно завалил медведя, а не тот, кто помогал или, как чаще всего случалось, не мешал, соглашался с предложением главного охотника, что медведь нынче весит, допустим, сто кило, а не триста, как давеча. Или не соглашался. В конечном итоге договаривались всегда. Несколько лет назад, когда Алик только пришел в контору, говорили они с Михаем за жизнь, что-то о судьбах России и принципах русского делового оборота. Высказал тогда Михай мысль, поразившую Алика своей исчерпывающей всеохватностью: