Учитель танцев (третья скрижаль завета) - Анхель де Куатьэ

Как теперь доставить это письмо Максимилиану? Как повидаться с другом, может быть, в последний раз в своей жизни?

За прежний визит Секст выложил крупную сумму. На этот раз он предложил начальнику тюрьмы свою виллу и два больших виноградника. За все богатства мира этот пройдоха, привыкший зарабатывать на человеческой крови, не расстался бы со своим заключенным. Начальник тюрьмы слишком дорожил для этого собственной шкурой. Но устроить встречу с Максимилианом он мог. За виллу и два виноградника… Небольшая цена.

* * *

Секст совершенно потерял счет времени, дни и ночи смешались в его сознании. Он совершенно разучился спать. Мысли о предстоящих казнях преследовали его, подобно страшным, голодным гарпиям.

Сенатор был прекрасным воином, ему не раз приходилось участвовать в сражениях. Он видел смерть, видел, как гибнут его боевые друзья. Кроме того, он был стоиком, учеником Максимилиана, а потому смерть не могла внушить ему отчаяния.

Но слухи о задумках Нерона, мечтающего превратить смерть христиан в настоящий праздник крови, вызывали у Секста приступы тяжелой, надрывной тоски. Воображение рисовало ему чудовищные картины, и в каждой из них он видел Максимилиана.

Секст бессмысленно ходил по залам своей загородной виллы и кричал. Он уподобился раненому зверю, обезумевшему от боли, растерянному и подавленному. Такой внутренней опустошенности Секст еще никогда не испытывал. Сегодня к нему пришел человек, которого он однажды видел вместе с начальником тюрьмы. – Вы можете прибыть во второй половине дня, – сказал посыльный и удалился так же внезапно, как и появился.

Почему встреча с Максимилианом состоится именно сегодня, Сексту стало понятно, когда он оказался в городе.

После пожара Рим вообще мало походил на самого себя. Он выглядел одновременно и как пепелище, и как территория гигантской стройки. Но сегодня издали он напоминал еще и лес. Вдоль всех главных улиц города рядами стояли просмоленные и увитые цветами столбы, сотни, тысячи столбов.

Ряды этих шутовских деревьев тянулись насколько хватало глаз – поднимались на холмы и спускались с них, огибали сохранившиеся постройки и окружали новые, только что воздвигнутые здания.

И к каждому из столбов было привязано по человеку. Аккуратно уложенные вязанки дров под ногами мучеников не оставляли никаких сомнений – император решил начать торжества с большого фейерверка. Роль живых факелов выполнят христиане.

Гирлянды из цветов, плюща и мирта украшали тела приговоренных – мужчин и женщин, стариков и детей. Празднество готовилось с исключительным размахом и вкусом. Все должно было выглядеть очень красиво.

Да, сегодня Нерон вряд ли нагрянет в тюрьму с инспекцией. До рассвета он будет колесить по ночному Риму в своей квадриге, в окружении сотен придворных, почтенных матрон, сенаторов и жрецов. Процессию окружат полуголые вакханки и музыканты, переодетые фавнами и сатирами.

Нерон и его народ будут довольны. Им будет весело.

* * *

Максимилиан лежал на каменном полу с закрытыми глазами, словно мертвый. Он не шелохнулся, когда дверь его камеры с грохотом отворилась и начальник тюрьмы ввел в нее Секста.

– У вас не больше получаса, – услышал Секст за своей спиной.

Со стороны коридора прогремел засов.

– Максимилиан, – Секст сел рядом со своим другом и начал трясти его за плечи. – Максимилиан, очнись! Ты меня слышишь?! О боги, что же с тобой такое?!

Максимилиан медленно поднял веки. Две стеклянные пуговицы на тусклом, как маска, лице. Две пуговицы, смотрящие внутрь себя.

Увидев пустоту этих глаз, Секст уже более не мог сдерживать слез. Он разрыдался.

– Анития арестована? – тихо прошептал Максимилиан.

– Да, – ответил Секст, и стыдящийся своей слабости, и не желающий скрывать ее от своего друга.

– Не плачь. Со мной все в порядке. Я про сто должен избавиться от привязанностей. От всех привязанностей. Смерть нужно встретить достойно. Человек, в чьем сердце живет добродетель, не может отчаиваться на пороге небытия, – Максимилиан говорил ровно и спокойно, словно не о себе.

– Я боюсь, Максимилиан… Я не хочу думать, что ты умрешь… Объясни мне, почему?..

– Смерть – это пустота. Смерть – это когда ты теряешь все и становишься ничем. Кто не боится потерять, тот не боится смерти. Не бояться смерти – высшая добродетель. Нужно отказаться, Секст, тогда не станет страдания. Твоя жизнь будет счастливой, Секст, прислушайся к моим словам. Не отравляй свою жизнь страхом смерти.

– Да, Максимилиан, да… Ты прав… – Секст повторял и повторял эти слова словно заклинание, глотая слезы. – Конечно, ты прав, Максимилиан… Конечно… Я откажусь, конечно… Ты прав… Достойно…

Но на самом деле Секст вспоминал сейчас о казнях, которые, по слухам, ждали христиан. Он смотрел на Максимилиана и думал о том, какие муки ему предстоит пережить. Нерон не позволит ему умереть без мучений. Напротив, он сделает все, чтобы Максимилиан страдал до своей самой последней минуты.

– Я принес тебе яд, – сказал Секст после долгой паузы и достал из внутреннего кармана маленькую глиняную амфору.

Максимилиан улыбнулся ему в ответ:

–Спасибо тебе, друг. Но мы не будем бежать от смерти, даже если у нас есть шанс сделать это, идя ей навстречу.

Секст улыбнулся. Несмотря на всю отчаянность своего положения, Максимилиан продолжал оставаться прежним Максимилианом – сильным, уверенным в себе, но при этом нежным и исполненным великой заботой.

Максимилиан никогда бы не сказал Сексту: «Ты проявляешь слабость, друг. Ты предлагаешь мне бегство. Ты потворствуешь моему страху, потому что боишься». Нет, он сказал: «Мы не будем бежать от смерти, даже если у нас есть шанс сделать это, идя ей навстречу».

Секст спрятал обратно принесенную с собой амфору.

– Боги уготовили мне красивую смерть, Секст, – сказал Максимилиан. – Я умираю, потому что сказал то, что думал. Я умираю за самого себя. Это не подвиг, это просто красивая и достойная смерть. Порадуйся за меня. Сделай мне это одолжение.

И снова тишина. Гулкая тишина. Лишь время от времени ветер приносил с собой крики и шум римских улиц. Толпа предвещала скорое начало огненной феерии.

– Это от Анитии, – Секст вложил в руку Максимилиана письмо.

Максимилиан сжал записку и с благодарностью посмотрел в глаза Секста.

* * *

Солнце опускалось за горизонт, и небо буквально плавилось в закатном зареве. Со всего Рима и его окраин к месту торжеств, устроенных в честь начала игр, уже стеклись сотни тысяч людей. Они пили вино, прогуливались вдоль улиц, уставленных красочными столба ми, и с любопытством вглядывались в лица висящих на них христиан.

Никому и в голову не приходило, что поджигателей окажется так много. Казалось, целый народ вывесили сейчас на потеху Риму. Кто-то в толпе недоумевал – неужели и дети поджигали город? Кто-то узнавал среди приговоренных своих знакомых и не верил своим глазам – как может быть, что этот достойный человек совершил такое злодеяние?