Карты миров. Дети Соловорана - Елена Витальевна Пономарева

с одной решетчатой дверью, запертой на засов. Сквозь прутья решетки на нас смотрело предрассветное небо. В воздухе стоял аромат местного тимьянника. На бедре моем болтался мешок с порошком от порроков, а на сердце было легко как никогда. Я подергал за дверь, она держалась крепко. Было видно, что стена укреплена камнями, а сама решетка двери крепилась на металлических прутьях, входивших в стены с четырех сторон. Разбежавшись, мы с Вераком ударили дверь ногами. Она отскочила как от пушечного выстрела. Путь был открыт. И как раз вовремя. Снизу раздавались крики, и бил жидкий свет факелов. Недолго думая, мы выскочили из места нашего заточения и пустились бежать по горному хребту.

Пробежав несколько километров бегом, и пройдя еще несколько шагом вдоль склона, мы, наконец, остановились. В рассветных лучах солнца нашем взорам предстало море, грациозно волновавшееся у подножия скалы. В сотне метрах от берега Ахе нашла каменный выступ, который представлял собой помещение из нескольких валунов, закрытое с трех сторон и прикрытое сверху. Мы натаскали туда травы и камней и спрятались внутри, плотно прижавшись друг к другу. Резкий запах из наших импровизированных мешков стал казаться очень удушливым после ночи, проведенной в заточении в темнице без окон и дверей, поэтому их мы спрятали снаружи, забросав ветками иссопа с маленькими голубыми цветками и ароматным норичником.

После всех этих нехитрых приготовлений мы решили поспать.

Глава 8. Возвращение на корабль

Но нам было суждено закрыть глаза лишь на пол-часа. Через каких-нибудь сорок минут солнце лизнуло камни, легко раскалив их, и наше дальнейшее пребывание там сделалось нестерпимым. Покинув место привала, мы откопали груз, с трудом отогнав стайку местных бабочек, похожих на шашечниц, поедавших норичник. Насекомые щекотно садились на руки, что вызывало легкий зуд.

Солнце поднялось очень быстро, и теперь припекало головы. Мы шли вдоль берега. Скудная трапеза, съеденная во время привала, хоть и состояла из плодов полузасохшего, покрытого лишаем, местного растения, немного вернула нам силы. Пока Лиид и Ахе ели, мы успели разработать план похода, и теперь негромко обсуждали его детали.

Девочка и тархе шли молча. Казалось, они не видели перед собой ни желтых, похожих на свечки, цветов льнянки, ни пушистых зонтиков таволги. Взгляд их был прикован к извилистой тропе, ведшей нас вдоль берега чужого моря.

И тут я заметил в глазах Лиидии слезы, блестевшие на щеках. Мне стало так невыносимо стыдно перед ней! Как я мог втянуть в это ребенка? Я ведь знал, что другие миры могут быть опасными! Мои уши полыхали как от огня.

Я подошел к девочке. Она посмотрела на меня молча, но не стала укорять или жаловаться. Только невыносимая тоска стояла в глубине ее глаз. Лучше бы она кричала на меня, проклинала или грозилась убить, но только не горестное молчание, повисшее над нами.

«Я помогу, чем сумею в поисках твоего брата, я обещаю» – сказал я. Она лишь кивнула в ответ и шла дальше.

Когда сумерки опустились на меловую долину, мы были в глубине материка. Теперь следовало быть очень аккуратными – здесь резко усиливался запах вещества против порроков. Пройдя еще несколько километров, мы остановились посреди поля усыпанного цветами, доходившими нам до пояса. Растения эти имели похожие на метелки камыша соцветия, только все они венчались мелкими цветками нежно сиреневого цвета. Листья на них были крупными и отливали медью. Всем стало ясно, что именно эти растения и становились панацеей от порроков.

Вдалеке послышались голоса – местные женщины вышли на жатву. Я, недолго думая, сорвал несколько колосков и спрятал их за пазуху. Руки сильно чесались. Вероятно те бабочки, которых мы с Вераком согнали с поклажи, были ядовитыми. У моего друга тоже начиналась чесотка. Я дал команду пригнуться, и мы все в полусогнутом положении стали продвигаться через поле. Через некоторое время трава стала выше, можно было свободно идти сквозь нее незамеченными. Только теперь не было видно дороги, и мы несколько потеряли направление, заплутав в пахучем лабиринте.

Лишь к ночи нам удалось выйти из бесконечных зарослей. И тут судьба сделала подарок. Мы вышли прямо к реке. Мучимые жаждой уже несколько дней, наши разумы едва понимали, что делают. Забыв все предосторожности, кинулись мы к живительной воде. Она оказалась дивно прохладной. Зудевшие руки с благодарностью принимали облегчение.

Вдоволь напившись, все сели на берегу, и жизнь стала казаться легкой. Но голод все же брал свое. Сначала попробовали пожевать сиреневые колоски, но они оказались горькими. Это было все равно, что жевать любую несъедобную траву. Тогда Лиид вяло предложила отведать корни этих растений. Она объяснила, что у них едят корни камышей, точнее, делают из них муку.

Корневища действительно оказались съедобными, с выраженным крахмальным привкусом. Съев с десяток корешков, наш отряд отправился вниз по реке, в надежде увидеть берег моря. Люди плыли, а тархе сидела верхом на мне, потому что мы боялись, что если она повиснет огоньком, нас могут легко обнаружить.

Плыть по течению было легко. Несколько раз я как-будто задевал что-то ногой, но это, вероятно, были местные рыбы. От реки поднимался легкий пар, который стлался низко вдоль воды, ложась сгустками в корягах, преданно охранявших эти воды. Высоко в небе светили чужие звезды. Справа открылась песчаная отмель, окаймленная густой порослью.

Внезапно впереди что-то показалось. Тихо толкнув остальных, я кивнул сперва на приближавшийся объект, потом на берег. Все молча вылезли из воды и присели в зарослях произраставших на берегу кустарников.

Объект, плывущий вдоль течения, оказался лодкой. В ней сидели трое рослых мужчин. Двое гребли, а третий всматривался в темную даль. У меня начали снова зудеть руки, и я с ужасом обнаружил, что с них стала сходить кожа.

Внезапно тот, кто был на корме, подал знак, и гребцы остановились. Потом они так же в молчании приблизились к нашему берегу. Мокрые, мы боялись пошевелиться. Подул ветер, и сделалось очень холодно. Мужчины, тем временем, вылезли на песчаную отмель, привязав лодку к покрытой лишаем коряге, торчавшей из кустов. Ветер относил их слова в сторону, и не было слышно, что они говорили. Но вскоре загорелся приветливо костер, и раздался дивный запах жареной рыбы. Мы были очень голодными, но высовываться было слишком рискованно – это могли быть наши преследователи или еще какие-нибудь местные разбойники, а мы были слишком слабы, чтобы сражаться. Поэтому оставалось только сидеть мучимыми завистью к ужинавшим с осознанием собственной беспомощности. Я, признаться, в тот момент чувствовал себя особо