Карты миров. Дети Соловорана - Елена Витальевна Пономарева

Над головой раздалось хлопанье крыльев. Огромная тень разрезала темноту. Я едва увернулась, свалившись в обжигающе ледяную воду, и огромные когти сомкнулись в пустоту.

Выбравшись на тропу, поросшую мхом, я не представляла, куда бежать теперь. Крылья снова приближались, энергично рассекая воздух. Но впереди раздался крик другого существа, и птица, охотившаяся на меня в темноте, изменила цель.

Мои зубы сводило от страха и холода. Но я теперь точно знала, что это за местность. Я заметила, что у птицы было белое брюхо, острые, с черной окантовкой узкие крылья, и в маневре, в вспышке отдаленной молнии, показалось поясничное пятно. Это был гигантский полевой лунь, который водится на богатых пропитанием лугах речных долин.

При мысли о пропитании слух и зрение резко напряглись. На первый взгляд, в этом мире, как будто мало что росло. Точнее сказать, на мерзлых торфяных кочках был только сфагновый мох, да пожухлая трава с редкими деревьями. Но глаза продолжали упрямо искать и, наконец, в унылых кустах обнажились белесые местные ягоды, похожие на бруснику.

После перекуса захотелось пить. Меж кочек, поросших хамедафне, стояла вода, кислая на вкус. В ее черной поверхности отражалось темное фиолетовое небо. На зеркальной глади смирно лежали засохшие стебельки каких-то неизвестных растений. Вдалеке журчание ручья, вперемешку с ветром, словно пело знакомые песни, что пели мы с Деником там, когда мир еще был нашим, а мы были простыми крестьянскими детьми. Неподалеку какое-то насекомое зажужжало крыльями, колыхая мелкой вибрацией воздух вокруг. Миг – звук его крыльев смолк – оно угодило в росянку, росшую прямо передо мной. Смертельная ловушка плотоядного растения захлопнулась, и насекомое умолкло навсегда.

Мне вдруг стало очень грустно. Быстро наклонившись к росянке, я открыла листья, достав оттуда бедную пчелу. В наших краях на болотах росянки не ловили пчел, ведь те опыляли их цветки, росшие на длинных стеблях. Но здесь у этих растений не было цветков и, вероятно, в пищу им вполне шли любые насекомые.

Пчела не могла лететь, и я, осторожно держа ее за брюшко, понесла на звук ручья, чтобы смыть в проточной воде клейкую слизь цветка и попить хорошей воды.

Ручьев поблизости оказалось несколько, все они текли в неизвестную темную даль, перемежаясь, казалось, с тысячей других таких же протоков. Мои ноги, несмотря на окружающий холод, были теплыми (вероятно, это была заслуга сандалий Иверии), но руки, едва окунувшись в студеную воду, окоченели, добавив, к и без того неприятным ощущениям озноба, обжигающую боль в пальцах.

С отмытыми крыльями пчела была отпущена. Она уползла сушиться, а я двинулась вдоль ручья, который, и впрямь, вскоре превратился в бурную реку, вбиравшую в себя сотни ручьев вокруг. Болото, казалось, почти уступило прибрежный край низкорослым корявым деревьям, теснившимся вдоль берега. Промерзлая почва здесь проросла неказистыми кустарниками, сиротливо венчавшими кромку воды.

На горизонте показалось неясное фиолетовое свечение, которое, однако, не сильно осветило окружающую картину. Мне сделалось почему-то уютно и больше не страшно. Предстоял рассвет. Скитания в темноте остались почти позади.

Я впервые присела с тех пор как ушла от болотного озера. От речных потоков дул ледяной ветер.

Усталость давала о себе знать, навалившись как сруб на спину, и склеив веки смолой абрикосового дерева. Но я понимала, что спать нельзя. Идти вдоль берега неизвестно, сколько времени в поисках пищи представлялось бесполезным. Поэтому я решила плыть. Есть река – есть еда. И если здесь существуют поселения, они наверняка стояли бы недалеко от воды. Но для того чтобы двигаться по реке, нужен был плот. Где найти в темноте подходящие стволы? Да еще чтобы они были плавучими?

Я задумалась. Каждый раз, когда я была на краю, когда казалось, что Смерть близка, что-то будто прогоняло ее. Мне стало казаться, что незримая сила ведет меня все это время в темноте. Спасает и защищает. Я не понимала, что это за сила. Но решила помолиться ей, как принято в наших краях молиться духам.

Сделав нехитрые приготовления, я смастерила сделанное из опавших веточек маленькое суденышко, символизировавшее те бревна, которые были необходимы. (Я решила, что так меня быстрее поймет то, что мне помогает). Наклонившись, спустила дар по реке, и он исчез в темноте. Затем пошла искать ствол подходящего для плота дерева.

Долго ли коротко тянулись поиски, сложно сказать. Страх отойти слишком далеко от реки не давал, как следует, осмотреться. И когда силы были уже на исходе, в небе раздался снова взмах гигантских крыльев. Я кинулась в сторону к ближайшему дереву, которое возвышалось над остальными. Это было глупо. Ведь на нем не было листьев, чтобы укрыться от взора хищной птицы. Но инстинкт неумолимо швырнул меня туда, и я прижалась к ровному стволу. Лунь сделал круг и летел на меня с огромной скоростью. В последний момент я отпрыгнула в сторону, и гигант повалил дерево. Этого времени мне хватило, чтобы нырнуть в густой колючий кустарник рядом, сжавшись в ком. Лунь принялся разрывать ветки, пытаясь добраться до своей жертвы. Но они были слишком колючими и крепкими, и, в конце концов, ему пришлось отступить. Я проводила, сколько хватало глаз, его неровный полет, и обратила свой взор к внезапно упавшему стволу. Дерево оказалось около семи шагов в длину. Оно было нехарактерным для местности – слишком высоким и довольно сухим. Это было настоящим подарком.

Теперь мне предстояло сделать из него плот. На стволе рос сухой мох, что меня несказанно обрадовало. Теперь оставалось разжечь пламя. Я, плохо соображая от усталости, кое-как раздобыла сухих травинок и ветви для розжига. Оставалось самое долгое – добыть огонь.

Надежда на рассвет гасла, поскольку прошло уже довольно много времени, а он все не начинался. На лоб упали первые капли дождя. Стараясь заслонить сухой мох и ветви собой, я терла и терла прутики. Уверена, что в родной деревне я никогда не проявила бы такого упорства и терпения. Подул холодный ветер, принесший запах болотной горечи в рот. Дождь, к счастью, был слабым, моросящим, и благодаря этому мне удалось разжечь наконец драгоценный огонь. Я заслоняла огненную розу от ветра, пока та не окрепла.

Как только пламя стало достаточно сильным, я принялась за работу. Складывая ветви под ствол, я молила местную природу быть милостивой и не дать дождю разойтись.

Дождь прошел, пощадив пламя и, наконец, дерево было пережжено в нескольких местах достаточно, чтобы разбить его сильными ударами камня. На это ушло много часов. За это время я