В прыжке - Арне Свинген

Глаза у деда были похожи на только что вымытые окна. Он снова хлебнул пива, тихо рыгнул и поставил бутылку на стол. На часах над столом натикало полтретьего. Дед пожевал губами – может, старался распробовать слова, что собирался сказать, но, похоже, вкус его не устроил. Я слегка замерз, однако за носками идти боялся – вдруг он решит сказать что-нибудь важное?

– Черт, что ж вода-то эта идиотская никак не закипит…

Дед говорил, как важно начать с чистого листа. Это понятно. Но я никогда не думал, что день тоже можно так начинать. Обычно мои дни уже расписаны, причем кем-нибудь другим. Но, возможно, сегодняшний будет отличаться. В школу я не пойду. Дед, пожалуй, прав – один день вполне можно пропустить, даже если никто не умер, а сам ты не болеешь.

Мы кучу времени убили, чтобы заполнить лотерейные билетики – на мой взгляд, это было странновато, но дед каждую цифру обдумывал – словно чем больше времени потратишь, тем точней угадаешь. Он и меня спросил, и я посоветовал написать «15». Число пятнадцать дедушку обрадовало. «Ну разумеется, Дидрик, это ж очевидно!» – воскликнул он и вписал его. Я сказал, что сперва хотел предложить тринадцать, но дед возразил – он уже вписал, исправлять поздно.

Завтрак оказался получше, чем ужин, что мы ели посреди ночи: дед сбегал к соседям, одолжил яиц и приготовил омлет с перцем и укропом. Сок закончился, и он поставил передо мной чашку чая. С горячими напитками я особо не дружу, даже не знаю почему, однако сейчас, чтобы дед не подумал, будто я совсем на голову больной, старательно глотал чай. И лучше бы, конечно, ему курить на улице, но ведь я тут не живу, не мне и правила устанавливать.

Вышли мы уже около двенадцати. Впрочем, дальше веранды не ушли – дед выдвинул кресло, уселся в него, предложил мне тоже присесть.

Кресло было одно, на кровать садиться не хотелось, и я принес с кухни табуретку. Тщательно прикурив, дед принялся рассказывать, как однажды ездил на рыбалку. Когда именно это было, я не запомнил, но помню, что рыбы дед не поймал. Палатка у него сгорела, пришлось ночевать прямо под открытым небом, и комары устроили у него на лице настоящий пир.

Дед считал такие случаи весьма поучительными. Больше на рыбалку он не ездил, и я понял – по крайней мере сегодня рыбу мы точно ловить не будем.

Сам я сроду на рыбалке не был, поэтому сказал, что лучше побывать в океанариуме – посмотреть на морских черепах, хоть и зря их держат в неволе. Дедушка ответил, что вокруг развелось чересчур много собачников. Лучше бы выпустить собак на волю, и пускай бы они жили в лесу, стаями, а не гадили прямо ему под ноги. Я рассказал про Марокко – там собаки свободно бегали по улицам, выискивая пищу, а на поводке я ни единой не видал. И никто не ловил их, не мучал и не ел. Дед сказал, что считает себя собаконенавистником, однако не пинает собак и не бьет – просто не сюсюкается с ними.

Мы обсудили много такого, о чем, как я думал, вообще не говорят: людей, которые вдруг ни с того ни с сего пятятся, то, как глупо, что в барах запретили скидки для постоянных клиентов, разницу между футами и метрами и срок, который должен отслужить садовый шланг для полива.

Когда я переключился на одноклассников, дед рассказал про одного из тех, с кем вместе учился и кто потом умер от рака. А я кое-что выложил о Матильде – она то и дело задает вопросы, это, с одной стороны, бесит, а с другой довольно прикольно. Оказалось, у деда есть приятель, который встречался с женщиной вдвое старше. Я не все понял из дедушкиных историй, но, кажется, мало с кем еще из взрослых мне удавалось так интересно поболтать.

Дед сказал, нам надо раздобыть еды, и спросил, есть ли у меня деньги. Мама сунула мне с собой пару сотенных, и я их отдал.

В магазине дед положил в корзинку замороженную пиццу, упаковку туалетной бумаги и пиво. Я попросил взять еще сока, и он добавил два пакета сока. Когда мы проходили мимо холодильника, мне захотелось мороженого, но я вспомнил, что пиво дорогое, и промолчал.

На выходе дед бросил в ящик лотерейные билетики и подошел к игральному автомату, где надо получить три одинаковых фрукта на картинке. Судя по тому, как дед выбранился, он не выиграл. После этого мы встретили приятеля дедушки – примерно того же возраста. Тот заявил, что у него инфаркт, но на это дед лишь рассмеялся, а по пути к машине сказал, что его приятель – ипохондрик. Что это за болезнь, я спрашивать не стал.

Не дойдя до машины, дедушка предложил заглянуть в кафе, и я порадовался, что мы не купили мороженое – оно все равно растаяло бы. Дед заказал пиво, а мне принесли стакан воды: до двадцатого числа надо правильно расставлять приоритеты. Наверное, двадцатое как-то связано с деньгами – догадался я. А вообще неплохо бы знать, какое сегодня число.

– Ну так что, Дидрик, как тебе жизнь-то в целом? Мерзотная?

Такого вопроса я не ожидал.

– По-моему, могла бы быть и получше, – продолжал он, – но в том, что со Стейном произошло, твоей вины нету. Сам-то это понимаешь? Тут, видать, я больше всех виноват.

– Ты? Да тебя ведь там даже и не было!

– Знаешь, что такое ролевая модель?

Я покачал головой.

– Скажем так – мне до ролевой модели далеко. Я это знаю. Поэтому когда твой отец вляпался в какие-то неприятности, я не сильно удивился. В чем там было дело, точно не знаю, но скажем так: совесть у него не всегда была чистая. Дети и всякое там воспитание – это все у бабушки намного лучше выходило. Ты, наверное, и сам заметил, что я в этом не мастак?

Вопрос коварный, поэтому я промолчал. Принесли пиво – кружку поставила на столик недовольная тетенька – Веселая Лайла, как ее называл дед. Он отхлебнул пива.

– Может статься, это я виноват, что отец твой был так плохо воспитан. Не полностью виноват, конечно. Отчасти. Ух, хорошо пивка-то выпить. Ты бы тоже попробовал.

– Я, пожалуй, пока не буду, – отказался я.

Дедушка рассказал обо всяких папиных проделках – происходило это, когда моему отцу было примерно столько же, сколько мне сейчас. Кое-что весьма напоминало мою выходку с краской. Но папа был более ловким, и его не наказывали.

Дед почти с гордостью поведал, как однажды он пригнал четыре грузовика с песком и высыпал его во двор соседу, которого особенно не любил. Еще – как папа открутил у одного учителя с машины все колеса.

Ко всему прочему, папа отличался изобретательностью. Он наливал в надувные матрасы воду, чтобы они стали матрасами водяными, а для розжига гриля мог плеснуть бензину. Не то чтобы затеи эти особенно хорошо удавались, но папа научился ошибаться. Дед заговорил о «школе жизни», лучшей частной школе в мире, и, в отличие от прочих частных школ, совершенно бесплатной.

Впрочем, кое-что папе все же удавалось. Он сколотил кровать, похожую на космический корабль, а из старых велосипедных запчастей смастерил железного гнома. Правда, один приятель заявил, что кровать-ракета подозрительно напоминает классическую модель «фольксвагена», поэтому папа сжег ее в саду, зато гнома загнал за тысячу крон.