Коммод - Михаил Ишков

Оказавшись в лагере, Бебий верхом направился к комендатуре — большому двухэтажному зданию, расположенному посередине прохода, связывавшего боковые ворота. Здесь спешился, дождался дежурного легионера. Тот принял коня и передал, что во внутреннем дворике его ждет Публий Пертинакс.

Легат миновал службы, размещенные в главном корпусе, и свернул в небольшой внутренний дворик, куда скоро вышел стареющий полководец.

Бебий вскинул руку.

— Приветствую тебя, сенатор римского народа!

Пертинакс — выходец из Лигурии, сын вольноотпущенника, (то есть, по существу, сын раба) любил, когда к нему обращались не как заслуженному полководцу, но как к человеку, принадлежавшему к высшему сословию римского народа. Можно было назвать его и проконсулом — в консульское достоинство он был возведен Марком Аврелием в 174 году, однако на этот раз Бебий решил польстить полководцу по высшему разряду.

Пертинакс, дородный, с большим округлым животом, длиннобородый, высокий, — хмыкнул, кивнул, затем сел и предложил присесть тридцатилетнему легату.

— Знаешь, зачем вызвали? — он сразу перешел к делу.

— Нет, сенатор.

Пертинакс поморщился.

— Хватит. Я удовлетворен. Теперь обращайся ко мне по имени, как ранее, при Марке. А то в последнее время вы все, молокососы, стали такими вежливыми, такими любезными. Тот же Переннис, твой дружок! Прежде ел глазами начальство, а теперь уже и не взглянет в нашу сторону. Правда, на словах он сама учтивость! Смотрю, ты тоже запел…

— Больше не буду, Публий, но причину вызова я действительно не знаю.

Пертинакс вздохнул.

— Я тоже не знаю, но догадываюсь.

В этот момент где‑то вдалеке в северной стороне увесисто громыхнуло — видно, после полудня можно было ждать грозу. Пертинакс прислушался к затухающим раскатам и сменил тему.

— Что у тебя в легионе?

— Все готово.

— Надеюсь. Ты всегда был хорошим служакой. Правда, себе на уме, но это тоже не плохо. Простаки, Бебий, сейчас не в моде, на них теперь воду возят. Это тебе не прежние добрые времена, когда каждый, глядя на нашего императора, старался сегодня стать лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня. Всякий пример заразителен, хороший тоже. Новые времена, новые песни. Теперь ценится наглость, а также, позволю себе заметить, гибкость хребта. Буду откровенен, в императорском дворце зреет мнение, что поход на север следует отложить. Более того, по чьим‑то расчетам выходит, что выгоднее заключить мир с варварами, чем пытаться обеспечить безопасность государства войной. Полагаю, ты разделяешь мнение, что поход на север — решение однозначное и пересмотру не подлежащее?

— Да.

Пертинакс вздохнул.

— Как легко и быстро ты согласился. Или ты хитер, как змея, или тебе еще не приходило в голову, что единственным спасением для тебя является скорейшее начало кампании. Это в твоих же интересах, Бебий, — напомнил Пертинакс. — Кто ты без войны? Пустое место. Всадник, каких много в Риме. Да, ты богат, но в чем я всегда соглашался с Марком, чему научился от него, — это брезгливому отношению к богатству. Оно не более чем средство и только глупцы полагают его целью. Цель была воздвигнута Марком и для армии, и для Рима, и для всего римского народа. Он сооружал ее долго, не жалея сил. Всех привлек к строительству. Мы все знали, мы верили, что стоит нам организовать две новые провинции, возвести непреодолимый вал на севере Европы, как безопасность империи будет обеспечена на сотни лет вперед. После выполнения это задачи, можно взяться за решение восточного вопроса. Я имею в виду тревоги, связанные с мятежом Авидия Кассия. Ты согласен со мной?

— Да.

Пертинакс, может, в виду краткости ответа, а может, прислушавшись к вновь последовавшим громовым раскатам, задумчиво покачал головой.

— Хорошо, вернемся к тебе. Итак, при установления мира чем ты будешь отличаться от средней руки центуриона? Ты богат, но твое богатство в Риме. Собираешься всю жизнь просидеть в этом диком краю? Или рискнешь уволиться? Вряд ли цезарь отпустит тебя. Проявишь своеволие, и я не дам аса за твою жизнь. Это при «философе» можно было сослаться на свое ведущее, на мировой разум, на всеобъемлющую пневму. Теперь наступили новые времена — если уйдешь из армии против воли принцепса, о тебе просто забудут. А то сочтут, что ты стал неискренен в любви к новому императору, тогда с тобой может случиться что‑нибудь и похуже. За новыми веяниями не уследишь, — полководец развел руками.

Он некоторое время молчал, чему‑то усмехался, потом, видимо, решившись, продолжил разговор.

— Если мечтаешь о лаврах Перенниса, нежданно — негаданно взвившегося в ближайшие дружки императора, поверь мне, старику, — это незавидная участь. Сегодня ты в фаворе, завтра голову с плеч долой. Ты всегда отличался рассудительностью, за что мы, в претории, всегда ценили тебя. Это все.

После этого разговора Бебий Лонг сразу успокоился, охладел душой. Решил навестить Квинта Эмилия Лета — может, дружок что‑нибудь посоветует? Однако легата в лагере не оказалось, он был послан с инспекторской проверкой по приграничью.

Делать было нечего, пора во дворец.

Бебий вышел из обширного здания, где располагался преторий и размещались казармы личной охраны императора, а также квартиры прочих привилегированных служак, сел на коня и сопровождении своих мавританцев направился в город.

Бебий Лонг въехал в Виндобону, имея за плечами подступавшую грозу. Взгромоздившееся до самого зенита, громадное, божественной белизны облако с божественной же медлительностью накрывало город. За то время, что он провел в Моравии и Богемии, Виндобона заметно расширилась, вернее, все более обжитыми показались ему предместья. Видно, сказывалось удачное место для города, ранее являвшегося лагерной стоянкой. Виндобона лежала на Янтарном пути, по которому в Рим везли товары, и, прежде всего, чудесный камень, излечивающий от многих болезней. Толпа на улицах была куда многолюдней, чем в воинском лагере, и легат готов был дать голову на отсечение, что среди взрослых мужчин многие являлись легионерами.

Скоро миновали местный форум и выходящую на площадь колоннаду храма Юпитера. На форуме остановились, легат даже спешился, постоял, поглаживая шею коня, помянул императора, вспомнил отца. Здесь ежегодно, 11 июня, в «праздник армии», объявленный наместничеством в память о «чуде с дождем», в присутствии одетых в белое граждан, совершались торжественные священнодействия, в жертву богам приносили бычка, барана и кабана. В этот день восемь лет назад, во время первого похода на левый берег Данувия, римские войска в тяжелейшую жару, в гибельных условиях под командованием императора Марка Аврелия одержали решающую победу над варварами.

Спустя несколько минут группа всадников вновь тронулась в путь. Скоро дорога пошла под уклон. Бебий мысленно вернулся к разговору с Пертинаксом. В его словах много правды. Как теперь будет с новым цезарем? Что ждет его, Бебия, «любимчика Марка — философа», которому прежний император доверил сформированный еще Юлием Цезарем легион, представлявший собой ударный кулак Северной армии. Третий Августов, считавшийся одним из лучших легионов, дислоцировался в Африке и только на время кампании против германцев был переведен в Паннонию. Численность подчиненных Лонгу частей вместе со вспомогательными и приданными отрядами составляла более десяти тысяч человек, при обычном легионном списочном составе в шесть тысяч. Другими словами, под началом Бебия находилось войско, способное сломить сопротивление варваров на главном направлении. Должность была слишком заметная и «хлебная», чтобы «старики» из верхушки претория смирились с выдвижением молодого еще человека. В случае успеха слишком много перспектив открывалось перед «молокосом», как назвали его Сальвий Юлиан и Помпеян. Даже Публий Пертинакс, прозванный легионерами «бородой» за длинные седые космы, свисавшие у него с подбородка, и, в общем‑то, доброжелательно относившийся к молодому легату, почувствовал в Бебии соперника. Однако при Марке им только и оставалось, что косо поглядывать на едва успевшего разменять третий десяток молокососа. Кем теперь они выставили «прыткого» легата перед новым цезарем?