Наложницы. Гарем Каддафи - Анник Кожан

***

А потом произошло что-то странное. Наджа, не робкого десятка полицейский, приехала провести два дня в Баб-аль-Азизии, как она это делала время от времени. И она снова делила со мной комнату. Я по-прежнему недоверчиво относилась к ее откровениям и беспринципности, но меня развлекала ее наглость.

— У меня есть план, как вытащить тебя погулять вне Баб-аль-Азизии, — сказала она. — У меня такое впечатление, что тебе это пойдет на пользу!

— Ты шутишь?

— Вовсе нет. Нужно немного схитрить. Как ты смотришь на то, чтобы совершить небольшую экскурсию со мной, полностью на свободе?

— Но меня никогда не отпустят!

— Какая же ты пессимистка! Тебе нужно только притвориться больной, а я позабочусь обо всем остальном.

— Это бессмысленно! Если бы я по-настоящему заболела, за мной ухаживали бы украинские медсестры.

— Я этим займусь! Я выработаю сценарий, ты только должна согласиться.

Наджа пошла поговорить с Мабрукой; не знаю, что она ей сказала, но вернулась она со словами, что нам дали зеленый свет. Это было потрясающе. За нами заехал шофер по имени Амар, который вывез нас за стены Баб-аль-Азизии. Я не могла поверить своим глазам.

— Но что же ты сказала Мабруке?

— Цыц! Заедем сначала ко мне, а потом я отвезу тебя кое к кому.

— Это безумие! Как ты это провернула?

— Ха! Меня же не просто так зовут Наджа!

— Мне нечего надеть!

— Не волнуйся! Я тебе дам свои шмотки!

Мы поехали к ней, переоделись, и ее сестра отвезла нас на машине на очень красивую виллу в Энзаре — это один из пригородных кварталов Триполи. Владелец был рад нас видеть.

— Вот Сорая, о которой я тебе говорила, — сказала Наджа.

Мужчина внимательно на меня посмотрел и скорчил гримасу, означающую, что я его очень заинтересовала.

— Ну давай, рассказывай! Этот пес тебя обижает?

Я оцепенела. Что это был за тип? Насколько я могла ему доверять? У меня было плохое предчувствие, и я ничего не ответила. Потом зазвонил телефон Наджи. Это была Мабрука. Наджа закатила глаза и сбросила вызов.

— Ты не ответишь?

Она промолчала и только протянула свой бокал, в который это тип щедро плеснул виски. У меня галлюцинации?! В стране, где алкоголь запрещен религией и законом, люди бесстыдно позволяли себе его пить. И они еще критиковали Каддафи, который сам постоянно его употреблял! Мужчина протянул мне бокал и, шокированный моим отказом, стал настаивать:

— Пей, пей же! Ты здесь свободна!

Наджа и ее сестра не заставили себя просить. Они пустились в пляс, показывая, что праздник начался. Они пили, смеялись, закрывали глаза, извиваясь в танце. Мужчина с аппетитом на них смотрел. Пришел другой мужчина, оценил меня и улыбнулся. Я сразу же почувствовала ловушку, но знала, что у Наджи не найду спасения. Она вдрызг напилась. Я дала понять, что устала. Но, очевидно, не могло быть и речи о возвращении, тогда мне показали комнату. Я была настороже. И вскоре я услышала, как Наджа поднялась с мужчинами в соседнюю комнату, в то время как ее телефон звонил в пустоту.

Меня оставили в покое, но я проснулась с чувством тревоги. Я пошла трясти Наджу, которая была в полубессознательном, почти коматозном состоянии; она ничего не помнила. Зазвонил ее телефон. Мабрука орала:

— Шофер вас ищет со вчерашнего дня. Вы скоро узнаете, что с вами сделает хозяин!

Наджа запаниковала. Она солгала мне, предала, затянула в жалкую ловушку, чтобы предложить меня мужчинам как жертву. Я почувствовала отвращение. То, что меня похитил Каддафи, не делало из меня проститутку автоматически.

Возвращение было бурным. Мабрука не показывалась, но Сальма приказала нам обеим подняться к Вождю. Тот кипел от злости. Он дал увесистую пощечину Надже с воплем:

— А теперь убирайся, я больше никогда не хочу тебя видеть!

Меня же он швырнул на кровать и всю свою ярость выплеснул на моем теле. Отвернувшись, он процедил сквозь зубы:

— Все женщины — проститутки! — И добавил: — Аиша тоже была чертовой проституткой!

Я думаю, что он говорил о своей матери.

Он не прикасался ко мне целый месяц. Только что приехали из восточных городов две новые девочки: той, которую привезли из Баида, было тринадцать лет, а той, что из Дарнаха, — пятнадцать. Я видела, как они поднимались в комнату, красивые, с невинным и наивным видом, какой был и у меня год назад. Я точно знала, что их ждет. Но не могла с ними ни поговорить, ни дать им какой-либо знак.

— Ты видела новеньких? — спросила меня Амаль.

Но они недолго там оставались. Каждый день ему нужны были новые девочки. Он их испытывал, потом выбрасывал или же, как мне сказали, «пускал на повторную обработку». Я пока еще не знала, что это означает.

***

Проходили дни, сезоны, национальные и религиозные праздники, Рамаданы. Я понемногу стала терять ощущение времени. Днем и ночью в подвале было одно и то же освещение. И моя жизнь была ограничена узким периметром, размер которого зависел от желаний и настроения полковника. В разговоре между собой мы не давали ему ни имени, ни звания. Вполне хватало слова «Он». Наша жизнь вращалась вокруг него. И здесь не могло быть никакой путаницы.

Я ничего не знала о том, что происходило в стране, и о том, что творилось в мире. Иногда до меня доходили слухи о саммите африканских правителей или о визите одного из глав государств. Многие встречи проходили в официальном шатре, куда «Он» добирался на мини-автомобиле для гольфа. Перед интервью и важными беседами он курил гашиш или принимал кокаин. Он почти всегда был под кайфом. В салонах особняка часто устраивали праздники и вечеринки с коктейлями. Туда торопились попасть государственные сановники и многочисленные иностранные делегации. Мы сразу же замечали женщин, так как именно это его интересовало, и задачей Мабруки было заманить их в его комнату. Студентки, артистки, журналистки, модели, дочери или жены почтенных людей, военных, глав государств. Чем более знатными были их отцы или мужья, тем более изысканные им преподносили подарки. Прилегающая к кабинету комната служила пещерой Али-Бабы, куда Мабрука относила подарки. Я там видела чемоданы фирмы «Самсонит», полные пачек долларов и евро, шкатулки с драгоценностями, золотые украшения, которые обычно дарят на свадьбу, бриллиантовые ожерелья. У большинства женщин брали кровь на анализ. Это тайно делали украинки в маленьком салоне с красными креслами напротив кабинета охраны. Возможно, жены глав государств этого избегали, я не знаю. Но что мне нравилось больше всего, так это видеть, как они, изысканно одетые, держа в руках брендовую сумочку, направляются в его комнату, а потом выходят со смазанной губной помадой и растрепанной прической.