Татарский удар - Шамиль Идиатуллин

С бодуна он, что ли, подумал Ренат и сказал:

— Простите, я так понимаю, вы собираетесь нас обыскивать.

— Не обыскивать, а досматривать. И пока не вас, а машины.

— Хрен редьки… А в связи с чем, простите?

— В связи с оперативной необходимостью, — сообщил старлей и отвернулся к сержанту: — Права и документы на машину.

— Товарищ старший… Я еще не… — сержант потерялся, как первоклассник перед завучем, и даже втянул голову глубоко в плечи.

— Сержант, — с выражением сказал старлей, еще секунду смотрел на него — тот совсем умер, — затем обернулся к уставившемуся в небо Славке и равнодушно стоящим в сторонке Саньку с Тимуром.

— Права и документы на машины, — как заведенный повторил старлей, протянув руку.

Парни посмотрели на Рената. Ренат вздохнул и попросил:

— Товарищ старший лейтенант, можно вас на минутку?

— Товарищ пассажир, я не с вами, кажется, разговариваю, — не отводя взгляда от водителей, сказал мент. — Вы, я так понимаю, не за рулем были? Так что не мешайте, пожалуйста. Сейчас во всем разберемся.

— Но это мои машины, — Ренат попытался еще раз решить все по-хорошему. — Давайте я за них и отвечу.

— Спасибо, я вас не спрашиваю. Не мешайте, — отрезал старлей и еще демонстративнее протянул руку за документами.

Ренат опять вздохнул и полез во внутренний карман. Реакция на столь невинное движение его удивила: сержанты положили руки на автоматы, а лейтенанты так и вовсе откровенно направили стволы на самарских гостей.

Тут уже напряглась братва.

Ренат усмехнулся:

— Тшш… Спокойнее, друзья.

Извлек заветное удостоверение — то самое, что брал с собой только в дальние поездки, но и там старался не светить, и в итоге применил только раз, в Москве, когда в «Шереметьево-2» встречал немецких гостей и должен был миром избавиться от пары в дугу пьяных омоновцев.

В документе было написано, что Рахматуллин Ренат Салимзянович является подполковником Федеральной службы охраны. Это заверялось личной подписью самого начальника службы. Удостоверение выглядело как настоящее. Оно и было настоящим. Правда, Татарин до сих пор не любил вспоминать, каких трудов стоило сделать эту ксиву. Труды, впрочем, окупились: шереметьевские омоновцы, например, растаяли в аэропортовском воздухе со скоростью падающего самолета. Того же Ренат ожидал и от не в меру ретивых земляков. Но унижать их не желал совершенно. Поэтому, позволив гаишникам всласть налюбоваться корочками, включил почти извиняющийся тон:

— Ребята, сами понимаете, мы просто так не ездим. Вы уж простите, что сразу все не объяснил. Счастливо!

Показал своим — по машинам, мол, развернулся сам. И застыл.

Потому что старлей тем же скучным тоном сказал ему в спину:

— Не торопитесь так, товарищ подполковник. Не надо.

Ренат медленно повернулся и посмотрел старлею в лицо. Лицо обыкновенное — красная от раннего загара кожа, короткий нос, серые глаза, комариный укус на скуле. Староватое разве что — мент выглядел Ренатовым ровесником, стало быть, было ему слегка за тридцать. В этом возрасте люди в капитанах-майорах ходят, Ренат, вон, до подполковника неожиданно для себя дослужился, а этот все старлей. В принципе, понятно, почему.

— В чем дело, старший лейтенант?

— Товарищ подполковник Федеральной службы охраны Российской Федерации, — продекламировал старлей, и Ренат понял, что издевка в голосе ему все-таки не почудилась, — вы уж извините глупого милиционера, но у меня приказ досматривать все проходящие машины, а в случае нужды — водителей и пассажиров. Вы ведь знаете, что такое приказ?

— А у меня приказ не подвергаться досмотру, — хладнокровно сказал Ренат. — И что теперь? Будем приказами мериться?

— Извините, не будем, — ответил старлей. — Губайдуллин, Степанов, приступайте.

Сержанты, воткнув глаза в землю, решительно двинулись к машинам.

Водители вопросительно уставились на Рената. Ренат воскликнул:

— Лейтенант, вы с ума сошли! Вы не имеете права! Как ваша фамилия?

— Закирзянов. Старший лейтенант Закирзянов, с вашего разрешения. Права я, может, не имею, а приказ имею. Губайдуллин, чего встали?

— Стоп! — сказал Ренат.

Сержанты послушно застыли, опасливо поглядывая то на начальство, то на молодого подполковника в дорогом летнем костюме.

— Старший лейтенант, я хочу поговорить с вашим начальством. Как ему позвонить? — Ренат вытащил мобилу.

— Звонить ему лучше всего с КПМ. Там офицер сидит, он все подскажет. А мы пока приступим… Губайдуллин, Степанов, заснули? Вперед.

— Назад, — сказал Ренат, развернулся к Закирзянову и на всякий случай перешел на татарский: — Земляк, я тебе как другу советую — не надо. Я приказа не ослушаюсь.

— Я тоже, — по-татарски ответил старлей. — Отойдите от машины и не мешайте, — и по-русски добавил: — Последний раз прошу, вы трое ко мне с документами. Степанов, у вас столбняк?

— Так, товарищ старший лейтенант, мы же не можем сами открывать. Водитель должен, — сказал молчавший до сих пор сержант.

— Водитель пока что не может мне даже права передать, — сказал старлей. — Товарищи фэсэошники или кто вы там теперь. Вы что, решили в оказание сопротивления поиграть? — В голосе Закирзянова наконец прорезалось какое-то чувство, которое, впрочем, не понравилось Ренату.

Ренат развернулся к своим, чтобы задавить саму возможность ответа, но не успел.

— А если решили? — спросил Славка неприятным голосом.

— Класс! — сказал Закирзянов. — Все подошли к первой машине, руки на капот, ноги расставили, — предложил он и передернул затвор автомата.

Следом за ним заклацали сохранявший молчание старлей и сержанты — Степанов с безмятежным выражением лица и чуть не плачущий Губайдуллин. Этот начнет стрелять первым, отстраненно подумал Татарин и оглядел своих. Они были в порядке — даже Славян наконец перешел от вредоносной своей болтливой фазы к боевой, в которой действовал всегда грамотно. Вот и сейчас он, приподняв руки, неторопливо двинулся, как было приказано, к Ренатовой «семерке», не слишком пристально поглядывая на ощерившихся стволами ментов. Менее инициативные Санек и Тимур посмотрели на Рената, дождались легкого кивка и последовали за Славкой. Ренат помедлил, обдумывая диспозицию. Она, как ни крути, выходила хреновой. Позволять обыскивать машины никак нельзя. Оставались два выхода. Один плохой, второй отвратительный. Или прыгать в машины и со стрельбой прорываться обратно в Самарскую область, где можно спрятаться, а главное, избавиться от груза. Или устраивать гасилово, валя четверых ментов (это не считая того или тех, что внутри КПМ). Которые, ясное дело, не будут стоять и ждать, когда же самарские гости их загасят.