Золотые уколы смерти - Ольга Экстер

Через двадцать минут она уже лихорадочно пересчитывала имевшиеся в наличии купюры. Франков было прилично, однако Роксана понятия не имела, сколько их потребуется, чтобы отдать долг чести.

Ей и в голову не приходило перевести все в милую шутку. Дескать, неужели ты, Славик, всерьез принял это пари? Да чтобы женщина ставила мужчине ящик шампанского?!

Роксана решила во что бы то ни стало сдержать слово. Дело принципа. Иначе этот самоуверенный красавчик никогда не будет воспринимать ее всерьез.

Она переоделась, сделала легкий макияж и выпорхнула на улицу. Теплый летний вечер в Париже — это сказка. Несмотря на проигранное пари, настроение у девушки было отличное. В конце концов, она добилась максимального для себя успеха — стала фактически второй фехтовальщицей на континенте, а может, и в мире. И самое главное в этой ситуации, что она торопится на необычное свидание к… равному себе — Вячеславу Крутову, серебряному призеру чемпионата Европы. Никогда бы не поверила, скажи это кто ей года два назад.

В ближайшей винной лавочке Роксана приценилась к шампанскому. Да-а, от ее командировочных и личных средств оставалось только на булавки… Но — куда деваться! Все равно завтра улетать домой, а уж там…

Погрузив упаковку красивых пузатых бутылок в багажник такси, Роксана велела довезти ее до Эйфелевой башни. По времени она успевала как раз.

Гуляющая публика очень живо реагировала на колоритную картину: прямо возле одной из железных лап знаменитой башни стояла ослепительно красивая стройная девушка, у ног которой расположилась упаковка любимого во всем мире напитка.

Некоторые подходили, интересовались, не торгует ли она. Роксана улыбалась и отрицательно качала головой. Один парень делал недвусмысленные жесты, дескать, давай начинать пирушку.

Часы уже показывали десять минут восьмого, и девушка начинала злиться: что он, забыл, что ли, или принял все за шутку? А вдруг просто хочет ее унизить? Она уж было решила отправиться обратно в отель, как ее кто-то легонько тронул за плечо.

Резко обернувшись, Роксана увидела улыбающееся лицо Вячеслава.

— Ты умница, дорогая! Вот уж не ожидал, что сдержишь свое слово!

— Я тебе не дорогая. А обещания свои всегда выполняю. В отличие от некоторых, грозившихся тут быть в семь часов!

Слава сделал трогательно-умильное лицо и тоном кающегося грешника запричитал:

— Ой, миллион извинений, девушка! Я летел на крыльях любви, а там пробка на дороге, прости меня, мне так стыдно!

Роксана смягчилась, ей даже стало весело:

— Ну уж не убивайся так, отрок! Прощаю я тебя. Бери свой ящик и езжай восвояси.

Вячеслав перешел на серьезный тон:

— Роксана! Я тебя поздравляю и очень рад твоему успеху.

— Взаимно.

— Неужели ты думаешь, что я один забьюсь в угол и буду пить сей чудесный напиток?

— У тебя полно товарищей по сборной.

— Ха! Обойдутся без твоего шампанского. Мы употребим его вдвоем.

— Я не пью.

— Совсем?

— Ну, бывает изредка… по большим праздникам.

Слава взял девушку за руки и сказал проникновенным голосом:

— Роксаночка, милая, так у нас с тобой сегодня именно и есть большущий праздник! Давай куда-нибудь поедем и расслабимся на полную катушку.

— Какой ты прыткий! А уверен, что мне хочется с тобой расслабляться?

Роксана говорила эти слова, а сама слушала свой внутренний голос, который так сладко и вкрадчиво нашептывал ей: «Хочется, хочется, еще как хочется…»

Слава смутился:

— Ну, не знаю, навязываться не буду.

Он полез в карман джинсов, извлек оттуда несколько стодолларовых банкнот и протянул Роксане:

— Возьми, пожалуйста. Неужели ты думаешь, что я приму от тебя такой подарок, это ж бешеные деньги!

— Это не подарок, а долг.

— Ты мне ничего не должна.

— Нет должна, я проспорила.

— Это была шутка.

— Для меня — не шутка. Убери деньги, не оскорбляй меня.

— Ладно, — решительно заявил Крутов, — тогда я не возьму эти бутылки. Делай с ними что хочешь!

— Я тем более не возьму.

Слава усмехнулся:

— Значит, они останутся тут. На радость каким-нибудь клошарам. То-то у них праздник будет в отличие от нас.

Он повернулся с разобиженным видом, явно собираясь уходить. В эту секунду Роксана поняла, что никогда себе не простит, если он сейчас покинет ее. Какая-то неизвестная сила буквально заставила девушку открыть рот и произнести:

— Славик, не бросай меня.

— Что?

Вячеслав развернулся и пристально посмотрел в карие глаза Роксаны. Что он там увидел, одному Богу известно. Но он молча подхватил под мышку эту треклятую коробку, взял девушку за руку, и они пошли к ожидавшей его неподалеку машине.

Роксана и не предполагала никогда, насколько прекрасна может быть физическая близость между мужчиной и женщиной. Вячеслав открыл ей целый мир неведомых доселе ощущений. Ее первый любовник оказался опытным, чутким и нежным. Утром, когда девушка выходила из номера Вячеслава, она твердо для себя решила: «Этот человек будет моим. Навсегда».

Самое интересное, что Крутов, известный ветреник и донжуан, тоже всерьез влюбился в Роксану. Девушка покорила его своей красотой, умом, непосредственностью. Таких ему при всем богатстве любовного опыта встречать еще не приходилось.

По возвращении в Москву роман между двумя лучшими фехтовальщиками страны стал новостью номер один в спортивных кулуарах. Одни восхищались необыкновенно красивой парой, другие завидовали им…

А Роксана и Вячеслав, казалось, не замечали ничего и никого вокруг себя.

Когда наступала смерть, Роксана вспоминала то, что произошло во французском отеле. Они, красивые, обнаженные, лежали в его гостиничном номере и легко касались друг друга — на этой огромной кровати проще всего было бы кататься, царапаться, целоваться, как два глупых котенка.

Однако иногда они говорили друг другу:

— Я тебя по-прежнему не совсем понимаю…

Вячеслав так поцеловал Роксану, что она вообще перестала что-либо в этой жизни понимать.

Последующий за этим месяц стал для Роксаны поистине медовым. Она наконец-то, хоть и с опозданием по сегодняшним меркам, стала женщиной. Настоящей. Главное, она почувствовала себя его женщиной, и это не замедлило отразиться в первую очередь на внешности спортсменки, ее манерах и поведении.

Нет, грация фигуры, мышцы, уверенность и резкость жестов остались. Но в глазах возникло что-то такое мягкое, глубокое, непередаваемо нежное, в голосе и речи появились интонации, сравнимые разве что с журчанием весеннего ручейка.