Полузащитник Родины. БеспринцЫпные истории - Александр Цыпкин

А Ира ко мне в больницу приходила. Только я тогда ее не узнал. Я спросил у врача, что она ему сказала про меня. Он говорит, что ничего особенного. Даже жалко. Ничего особенного. Конечно, таким, как она, нельзя на душах писать разрешать. Негуманно это».

Виктор, 29 лет.

«В итоге я влюбился еще раз, но по-настоящему, и как-то все отпустило. Мы даже с Ирой дружим, что ли. Точнее, созваниваемся. Хотя после того случая реже. Она как-то буднично спросила, не хочу ли я еще раз попробовать, а я, если честно, даже не понял. Глупо так в ответ: „Что попробовать? Ты о чем?“ Она, дескать, отношения сначала начать, говорит, у нас же любовь была. А я ей прямо так: „Ир, любовь – это другое. Ты, когда полюбишь, сразу поймешь!“ С тех пор она особо и не звонит. Думаю, у нее все хорошо, если что, всегда ей помогу. В пределах разумного, конечно. Я так вспоминаю, баба она все-таки неплохая, с придурью, конечно, ну а кто без».

Вот он же в 35 лет.

«Я начал улыбаться и выпить теперь могу. Просто выпить. Не забываю. Простил ли себя? Нет, конечно. Просто понял, что так дальше нельзя. Я же их не верну всех. Приехал туда. В то село. Постоял. Думал: либо застрелюсь, либо дальше жить буду по-другому. Со мной местный был, у него автомат. Я отошел в лесок. Приставил к подбородку сначала, потом ко лбу, потом лег… Неудобно, конечно, из автомата стреляться. И вдруг как начал смеяться. Очень комичная сцена. Сижу. Думаю. Ведь для чего-то это со мной случилось. Я же другим стал, верить во что-то начал. Из моей роты сколько в бандиты ушло… Кого поубивали, кто сидит. А я нет, я в спасатели пошел. Наверное, целое село уже наспасал. И не стал патрон тратить.

А недавно чудо было. Людей под завалами искали. И я услышал, как ребенок дышит. Понимаете, я услышал, как он дышит. Там орать человек будет – не слышно, а у меня вдруг – раз, все звуки исчезли, и только вдох-выдох, вдох-выдох. Мы его нашли. Четыре годика. Спал. Не надо ничего с души стирать. Все равно не сотрешь, да и потом, душа же – твоя. Значит, надо было так. Зачем-то надо».

Вот интересно, как иногда чужая жизнь в тебя врастает за несколько часов. Неслучайно я тетрадку нашел. Я сейчас вот смотрю назад, на свою жизнь, многое стереть хочется. Изменить нельзя, я понимаю. Но стереть хотелось бы, чтобы не вылезало во мне сегодняшнем. Я ведь иногда танцую и понимаю: это сейчас я восемнадцатилетний на сцене, а вот вдруг рванули воспоминания о чувствах, которые умерли давно, и тело по-другому двигается, а сделать ничего не могу. Телу же не прикажешь.

То есть я сейчас тут – не совсем я. Это во мне тысячи меня из прошлого. И кого-то из этой тысячи я бы, если честно, в расход бы отправил. Они же как гири. А некоторых бы, наоборот, лелеял – они меня к свету тянут, наверх. Вот я и собирался эту сортировку сделать. А прочел тетрадь – понял, что не надо. Все они мои, убьешь одного – сразу сам умрешь. Не стирайте ничего. Все, что на душе написано, все нужно. Что бы ни было.

Понедельник. 8.16 утра. Женский голос и мужской голос:

– Тимур! Просыпайся!

– Что такое?!

– Конец! Папа едет! Сказал, что будет через три минуты! А это значит – через две. Быстро лезь под кровать! Он на полчаса максимум.

– Там пыльно! Я чихну.

– Ты не чихнешь. Инстинкт поможет.

– Какой?!

– Самосохранения!!!

Удивительное дело – заботливые родители. Если вы видите плачущего ребенка, с огромной долей вероятности – это дело рук материнской или отцовской любви. Да, кстати, когда я говорю «ребенок», я имею в виду любую возрастную группу. То есть вот идет мужчина или женщина преклонного возраста по Тверской – слезы рекой, – вполне возможно, их тоже старшее поколение до этого состояния довело. Дети же всегда для родителей дети. Их надо учить жить правильно. «Самим прожить правильно не получилось, поэтому мы, так сказать, как следует отхватив в каску за свои ошибки, точно знаем, каким путем вы, детишки, должны прибыть к счастью. А кто наши инструкции нарушит, тому небо с овчинку покажется от нашего неудовольствия». Слышите, с какой любовью произнесено? Уверен, что да. Так вот, в широчайшей палитре возможностей испортить детям существование особняком стоит родительская опция «угроблю жизнь личную».

Виктор Васильевич очень любил свою двадцатилетнюю дочь Василису (да-да, хотели мальчика, чтобы назвать в честь деда, а затем что-то пошло не так), но и испытывал противоположные чувства к любому мужчине, приближавшемуся к Васечке ближе разрешенных ныне полутора метров. Если, не дай бог, юноша осмеливался претендовать на чувства или (что хуже) демонстрировать свои, то нелюбовь переходила в раздражение и ярость.

Василиса уважала папино мнение и знакомила с ним не всех. Виктор Васильевич искренне верил, что в жизни дочери было двое мужчин: безобидный одноклассник Гриша и нынешний ухажер Тимур. Худосочный, долговязый, изобретательный лентяй, только что окончивший университет.

В дипломе тезки великого завоевателя безнадежно бледнела надпись: «менеджер». Виктор Васильевич такой итог обучения не поощрял, хотя сам был именно тоже управленцем, только рулил он огромной строительной компанией.

Тимур пробовал разные работы курса с третьего, но как-то не складывались у него отношения с честным трудом, а на нечестный не хватало смелости и авантюризма. Поэтому он болтался между относительно случайными заработками и временными занятиями.

В описываемый период Тимур что-то там делал в компании по продаже ресторанного оборудования за очень небольшую зарплату с еще меньшими перспективами повышения. Но молодой человек не унывал. Радовался жизни, хотя именно с определенными видами радостей существовали сложности. Негде было заниматься сексом.

Виктор Васильевич мысленно допускал, что дочь выросла, но не хотел видеть этому прямые доказательства. Короче говоря, при родителях Тимур и Василиса могли вместе только смотреть кино, держась за ручку.

Квартира, в которой Тимур проживал с мамой, размером была с половину комнаты Василисы, а ее техническое состояние вызывало такую тоску, что секс в ней происходить мог исключительно от полной безысходности.

В итоге парочка занималась любовью дома у Василисы. В те моменты, когда там никого не было, разумеется.

Виктор Васильевич и Галина Алексеевна – так звали маму Василисы, как вы понимаете, настроили много чего, в том числе дом в Подмосковье, куда они переезжали в мае. Тогда для молодых влюбленных наступал период секса-анлимитед: Тимур не вылезал из барской квартиры, а на выходные приезжал к родителям Василисы в загородный дом и там благопристойно ночевал в гостевой комнате. Отдыхал от интимных трудов. Экосистема существовала гармонично… пока все не испортил хот-дог.

Но сначала заглянем в квартиру Виктора Васильевича поздним вечером, накануне того злосчастного утра.