Дотянуться до звезд - Луанн Райс

— Диана храбрая, — сказал Алан.

— Чаще всего.

— Она могла бы попросить меня больше помогать ей.

— Ох, Алан, — сказала миссис Роббинс. — Разве ты не видишь, как ей тяжело находиться рядом с тобой — несмотря на то, что ты добрый, ты всегда будешь напоминанием о Тиме.

— Да, — ответил Алан, уязвленный правдой, прозвучавшей из уст Люсинды.

— Есть от него новости?

Алан отрицательно покачал головой. Два месяца назад Тим звонил из Камдена, прося в долг тысячу долларов. До этого Алан получал звонки за счет абонента-адресата и открытки из портов от Любека до Галифакса. Тим превратился в моряка-скитальца. Иногда он навещал Малаки. Он не имел ни собственного дома, ни адреса. Такова была цена, которую ему пришлось заплатить за то, что он бросил свою жену с ребенком.

— Бедняга, — сказала Люсинда. — Почти невозможно ненавидеть его, когда он так мучается. Но все же.

— Я знаю, что вы имеете в виду, — сказал Алан, ощущая на себе взгляд Люсинды. Он размышлял о том, догадывалась она или нет. Она была очень преданна Диане, слишком осторожна, чтобы спросить его напрямую, но он решил, что она знала.

Алан был влюблен в Диану.

Это чувство и не собиралось исчезать. Даже когда она предпочла Тима, а Алан обманывал себя, думая, что Диана поможет Тиму, спасет его жизнь, он все равно любил ее. Он был готов на что угодно, чтобы помочь ей, и тогда, и теперь.

Он убеждал себя, что для врача такое сочувствие вполне естественно. Но глаза Дианы ничего не скрывали. Ее волосы были цвета осенних болот Кейп-Кода, озаренных золотистым октябрьским солнцем. От нее пахло краской, деревом и морем. У нее на лбу часто появлялись бороздки грусти, но когда она смотрела на Джулию, они растворялись в такой искренней любви, что у Алана иногда перехватывало дыхание.

Психиатры — и Малаки Кондон — сказали бы, что он любил свою невестку, потому что она была абсолютно недоступна для него. Боязнь взвалить на себя обязательства? Да без проблем — выбери ту, которую оставил твой братец, женщину, от души ненавидящую твою семью. Алан был полным профаном по части отношений — он сам это прекрасно осознавал. Он встречался с хорошими женщинами. Они все были лучше, чем он того заслуживал. У него имелась паршивая привычка забывать перезвонить им после третьего или четвертого свидания. Он никогда не был женат, и сколько бы он ни любил детей, своих у него не было. И ближайшее будущее особых перемен не обещало.

— Диана надеется, что лето выдастся преотличным, — проговорила миссис Роббинс.

— Я знаю, — сказал Алан.

— Я стану помогать ей по хозяйству.

— Думаете, Диана откажется от няни? — спросил он. — У меня есть один человек на примете, как раз подходящая помощница.

— Возможно, — ответила миссис Роббинс. — Попробуй поговорить с ней.

— Если эта идея будет исходить от меня, то я сомневаюсь в ее успехе.

— Ты очень добр к ней, Алан, — сказала она. — Хотя она это тщательно скрывает, но она ценит твою заботу.

— Это не имеет значения, — проговорил он.

Библиотекарь встретилась с ним взглядом:

— Имеет, и еще какое, — сказала миссис Роббинс. Она взяла его мокрое полотенце и повесила на металлическую ручку своей тележки. Алан знал, что она выстирает его и снова принесет на следующей неделе. Он понял, что Люсинда жалела, что не он тогда стал победителем. Что Диана не осталась с Аланом, а вышла замуж за Тима.

И уж не меньше, чем она, об этом жалел сам Алан.

Эми рано пришла домой из школы. Ее мать спала, а приятель матери, Бадди, репетировал со своей группой. Местом их сборищ служил чей-то гараж дальше по улице, и Эми слышала доносившиеся оттуда отвратительные металлические звуки. Кому в здравом уме могла нравиться музыка, походившая на грохот от столкновения двух поездов? В этом было и хорошее: его не было дома, он был занят, и стоило ему перестать играть, как она это сразу же услышала бы.

Шторы были задернуты, но весеннее солнце пробивалось сквозь щели в оконной раме, создавая нечто вроде светлых квадратиков. Пустые бутылки из-под пива источали свой обычный аромат. Эми пробежала по темной комнате с баллончиком соснового освежителя, распыляя его во все стороны. Она думала о ручьях и лесах, ухающих совах и козодоях. Заглянув в комнату матери, она увидела ее лежавшей под ворохом одеял.

— Мама? — прошептала Эми.

Ее мать и не подумала шевелиться. Плотные занавески скрывали опущенные жалюзи, поэтому в комнате царил сумрак и пахло пылью. Было очень жарко, и Эми едва совладала с желанием распахнуть окна настежь. Она знала, что матери требовался отдых. Ища, с кем бы поговорить, она вернулась в гостиную.

— Привет, щеночек, — сказала она, бухнувшись на колени рядом с собачьей клеткой.

Молодой песик скалил зубы, рыча и прячась в углу клетки. Бадди, намереваясь сделать из него сторожевую собаку, дал ему кличку Слэш, но Эми ни за что не стала бы так называть его.

— Я твой друг, — сказала она.

— Гррр.

— Не веришь? — Эми помчалась на кухню и пришла обратно с двумя ломтиками «американского» сыра — даже Бадди не хватился бы двух маленьких ломтиков. Разломав их на кусочки, она положила один перед дверцей клетки.

— Гррр, — проурчал пес. Эми вспомнила свой первый визит к доктору Макинтошу. Эми была напугана — у нее сильно болело горло, и из-за температуры под тридцать девять ее мучил жар. Она так боялась открыть рот. Но доктор Макинтош не стал торопить ее, а просто медленно завоевал ее доверие — конфеткой, историей про дельфинов и своим мягким голосом.

— Я твой друг, щеночек, — сказала Эми, стараясь подражать голосу доктора Макинтоша. И это сработало, потому что вскоре небольшой черный пес пополз вперед. Не сводя с Эми глаз, он по дюйму продвигался к выходу из клетки.

У него ушло на это целых десять минут, но щенок все-таки взял сыр. Потом еще один кусочек и еще. Эми осторожно сняла защелку с металлической дверцы. Петли скрипнули, и пес, испугавшись, кинулся в угол. Но Эми продолжала выкладывать сыр, и щенок вылез, чтобы съесть его. Через мгновение он уже ел у нее с рук и, казалось, больше не боялся. Его шерсть была жесткой и теплой, и от него шел запах детеныша животного, чуя который Эми самой хотелось стать собакой.

— Музыка! — воскликнула Эми, слишком поздно осознав, что какофония стихла.

— Что тут происходит? — появившись в дверях, спросил Бадди.

Эми попыталась загородить от него пса. В комнате было темно, и даже с сиянием из оконных щелей он бы его не увидел. Щенок мог бы забраться в свое убежище, и все были бы довольны. Эми вытянулась перед клеткой, молясь, чтобы псу передались ее мысли.

— Ничего, — ответила она. — Как репетиция?

— Хреново. Я порвал струну, а басист ушел на работу. Что…