Дотянуться до звезд - Луанн Райс

Диана медленно выдохнула. Жизнь Джулии переполняла любовь, но это было так ужасно и чертовски несправедливо: иметь бабушку, работавшую городским библиотекарем, и не уметь читать, иметь мать, мастерившую красивые игрушечные домики, и быть неспособной в них играть.

— Думаешь, она счастлива? — услышала Диана свой голос.

— Я не думаю, я знаю, — ответила ее мать. — Ты только взгляни на нее.

Диана открыла глаза и увидела, что это правда. Джулия покачивала головой, словно под мелодию, известную лишь ей одной. Она смотрела на Диану. Люсинда дотронулась до плеча Дианы, и Диана прильнула к ней.

— Моя счастливая девочка, — сказала Диана, из всех сил желая верить своим словам.

— Мааа, — сказала Джулия. — Маааааа.

Мог ли человек умереть от переизбытка любви? Мог ли вес Джулии раздавить ее, лишить последнего дыхания? Лето казалось далекой, сладкой мечтой. Ее мать выйдет на пенсию; она, Диана и Джулия будут лежать на пляже, ощущая спинами горячий песок, позволяя легкому бризу унести прочь все их невзгоды.

— Иди покатайся на лодке, милая, — предложила Люсинда. — Я побуду с Джулией.

Диана колебалась. Она думала о чудесном белом доме возле гавани: с недавних пор она стала воплощать свои мечты в игрушечных домиках, которые строила. Ее собственный семейный дом был разрушен. Диана чувствовала, что внутри у нее все одеревенело. Ее мышцы болели, и она понимала, что ей не помешает помахать веслами и проплыть через болота на морской простор.

— Спасибо, мам, — сказала Диана.

Люсинда пристально глядела на нее. Мать была маленькой и сильной. Даже не прикасаясь к Диане, она давала ей поддержку и энергию. На улице ветерок шевелил золотисто-зеленый камыш. Каланы скатывались с берегов, играя в заиленной коричневой воде.

— Иди, — повторила мать.

Кивнув, Диана побежала к докам.

Детство братьев Макинтошей прошло у моря. Нил, Алан и Тим выросли на полуострове Кейп-Код, в десяти милях к востоку от Вудсхоулского океанографического института. В пору своего юношества Алан летом частенько подрабатывал в местной лаборатории, оборудованной гидрофонами. Его наставник, Малаки Кондон, говорил ему, что еще никогда у него не было ученика с таким хорошим слухом для дельфиньих разговоров. Но совершенно не подозревавший об этом тогда Алан в дальнейшем понял, что его призвание — педиатрия.

Теперь, через семнадцать лет, по средам после обеда Алан ходил в библиотеку, чтобы почитать свежие выпуски «Дельфинов» и «Китового альманаха» — дабы потрафить былым интересам и повидаться со старым другом — Люсиндой Роббинс. Публичная библиотека Хоторна располагалась в двух кварталах от его дома. Но Алан сначала отправился побегать, поэтому ему понадобилось сорок пять минут, чтобы добраться туда.

— Шесть миль? — спросила миссис Роббинс, стоя за конторкой.

— Сегодня семь, — ответил он.

Она протянула ему свернутое полотенце, которое взяла с тележки, где лежали книги, ожидавшие своей очереди быть расставленными по полкам.

Спустя несколько месяцев после того, как Тим бросил Диану, Алан, завершив свою обычную пробежку, остановился у входа в библиотеку. Он скучал по миссис Роббинс. Она всегда относилась к нему по-доброму, сразу приняв в свою семью. У него с ней было больше общего, нежели у Тима, — он буквально жил в библиотеках Вудс-Хоула и Кембриджа, и на протяжении короткого брака Тима и Дианы Алан с Люсиндой всегда обсуждали книги и делились идеями.

Но в тот день, одиннадцать лет назад, он стоял там, рассматривая капли пота, падавшие на коричневое линолеумное покрытие, и выслушивал гневную тираду библиотекаря. А на что еще он надеялся? Он был Макинтошем, братом Тима, и одного этого факта хватило, чтобы она разбушевалась.

На следующей неделе он первым делом забежал домой и принял душ. Он не хотел ссориться с миссис Роббинс. Он понял, насколько важна она была для него, но так уж вышло, что сейчас она его на дух не выносила. Заботясь о Джулии, он ощущал, что, как никогда привязался к этой семье, и поэтому пришел извиниться. К изумлению Алана, миссис Роббинс встретила его с полосатым полотенцем в руках.

— Прошу прощения за прошлую неделю, — сказала она. — Зловредность — это у меня профессиональное.

— Вы имели полное право, — ответил он.

— Нет, — настояла миссис Роббинс, замотав головой. — Ты можешь приходить вспотевшим, когда захочешь. В том, что натворил Тим, нет твоей вины. Ты так много делаешь для Джулии и Дианы…

Алан пытался возразить, но замолчал, приняв ее предложение. Его отношения с Дианой были очень непрочными, и он был готов на что угодно, лишь бы сохранить их. Он счел полотенце одномоментным знаком примирения, но миссис Роббинс продолжала приносить его каждую среду.

Сегодня он сказал «спасибо», взял полотенце и отыскал свое любимое кресло. Комнаты старейшей библиотеки штата были светлыми и с высокими потолками. В читальном зале стоял камин, достаточно большой, чтобы зажарить в нем целого быка, и Алан уселся рядом с ним, прихватив с собой для чтения пачку журналов. Чистое апрельское солнце проникало через арочные окна; он с головой погрузился в последние изыскания о морских животных. И затем он подумал о своей собственной семье.

Их старший брат, Нил, обожал китов. Когда они были еще юнцами, он, Тим и Алан зарабатывали на китовых смотринах, на небольшой моторной лодке возя желающих к местам кормления млекопитающих у отмелей Чатам. Отплывая из пароходных доков в Хайянисе, они брали по десять долларов с человека. Это Нил сразу предложил возвращать деньги, если им не удастся найти китов или дельфинов. Таков был Нил — щедрый, добродушный и достаточно уверенный в их умении отыскивать свою цель, чтобы знать, что подобных возвратов почти не будет.

Нил умер от лейкемии. В то лето, когда им исполнилось шестнадцать и четырнадцать, Алан и Тим смотрели, как их брат медленно расстается с жизнью. Оставаясь в доме с закрытыми окнами, где всем было запрещено шуметь или входить в его комнату, Нил невыносимо страдал. Не только от своей болезни, но и от изоляции. Он тосковал по морю, китам, лодке. Он хотел увидеться с братьями. Причиной смерти Нила в восемнадцать лет стала лейкемия и одиночество. Тим провел две последние ночи жизни Нила, сидя на траве под его окном. Алан прокрался внутрь, чтобы быть рядом с братом.

Родители Алана опасались, что рак был заразен. Они не обращали внимания на слова доктора Джеркоффа, который лечил Нила и убеждал их в обратном. Они испытывали первобытный страх перед заболеванием крови и жили объятые ужасом, боясь потерять всех своих сыновей. Отец Алана уходил в море, подолгу не возвращаясь домой. Мать стала пить.

Несколько следующих лет Алан и Тим провели, больше интересуясь рыбой и китами, чем общением с людьми. Тим бросил школу и занялся ловлей омаров. Как и отец, он дни напролет пропадал в море. Алан привязался к Малаки Кондону. Старик обладал резким характером рыбака, хотя у него была докторская степень Колумбийского университета. На выходные Тим приплывал с Нантакета, встречался с Аланом в доках Вудс-Хоула и слушал красочные рассказы Малаки об исследовательских экспедициях в Северном море и Индийском океане. Потеряв Нила и внимание родителей, братья чувствовали себя словно оторванными от реальности, и Малаки стал человеком, придававшим им сил.