Долгое молчание - Этьен ван Херден

Эта сцена понравилась итальянцам значительно больше, чем те, что они видели на предыдущих станциях. Во всяком случае, здесь организовали приличный прием.

Впоследствии люди говорили, что это походило на старые дни работорговли, потому что женщины и дети тоже ждали поезда, болтая в сторонке в своих шляпках со страусиными перьями, извлеченных по случаю из шляпных коробок; они покручивали открытыми зонтиками в предвкушении утреннего солнца и работали вязальными крючками так же энергично, как и языками.

Фермеры прохаживались по платформе перед павильоном, похлопывали по сапогам хлыстами или нетерпеливо позвякивали ключами от автомобилей. У фермеров, вдохновленных американскими фильмами о хозяевах ранчо и о ковбоях, которые раз в месяц показывали в городском зале, вошло в моду носить большие стетсоновские шляпы, украшенные страусиными перьями. Время от времени они склоняли головы и прислушивались, не приближается ли поезд, а потом возобновляли обсуждение рабочего потенциала итальянцев. Одному требовался итальянец, разбирающийся в овцах, в ящуре и в том, как управляться с отарой. Другой искал человека, умеющего обслуживать ветряные мельницы и трактора. Третьему требовался плотник. У каждого были свои, особые нужды. Богатым Писториусам требовался повар, потому что во время отпускного тура по Италии они пристрастились к спагетти. Миссис Писториус, одетая, как всегда, безукоризненно, служила украшением павильона вместе с двумя хихикающими дочками, которые, отстав от нее на шаг, то и дело вспыхивали и крутили в руках зонтики. Она искала итальянца, умеющего готовить со страстью, но при этом еще умеющего водить форд, чтобы с осторожностью доставлять в школу ее дочек. В довершение всего, он еще должен был присматривать за домашним хозяйством с тактом и преданностью хорошего дворецкого.

— А что, если он готовить будет с осторожностью, а дочек возить со страстью? — поинтересовался какой-то остряк, напрочь испортив миссис Писториус утро.

Дочерям определенно понравилась шутка, и в ее голове зазвенели тревожные колокольчики. Она хотела окликнуть мужа — адвокат ждал на платформе вместе с другими мужчинами — и сказать ему, что нужно отправляться домой, но засомневалась, а потом решила все же не делать этого.

Годы спустя она часто вспоминала об этом миге. Если бы только она тогда встала, забрала дочерей и ушла…

Большой Карел Берг стоял чуть в стороне от остальных — уже обособленный величием своего сна. Один за другим, несмотря на подозрительность, фермеры начали поддерживать его. Они были стадными животными, понял Большой Карел: стоило одному выдающемуся человеку сделать шаг, остальные покорно шли за ним. А может быть, они просто были слишком захвачены своей битвой со стихиями и не могли мыслить ясно. В любом случае, счет в банке пополнялся ежедневно — Большой Карел открыл счет под названием «Оросительная компания Бернулли Лтд». Банковский служащий тщательно учитывал каждый новый вклад инвесторов, а Писториус, единственный юрист и нотариус Йерсоненда, выпустил недорогие долевые акции.

Фунты стремительной воды льются потоком, заявлял Большой Карел Берг, погоняя впряженных в новую карету лошадей в сторону главной южной дороги, а в волосах его играл ветер, а ноздри щекотал запах конского пота.

Внутренним взором он уже видел, как вода льется по каналам в сторону Йерсонендской плотины; он чуял запах увлажненных полей после того, как откроются шлюзовые перемычки. Строительный подрядчик, Гудвилл Молой, уже навербовал в Педди достаточно кхоса по шиллингу комиссионных за голову и начал учить их работать в команде с лопатой и камнем.

Большой Карел надеялся, что в поезде будет итальянец, который сумеет рубить твердый бурый железняк в горах, через которые потечет вода — причем под правильным углом наклона, потому что вода должна набрать достаточно кинетической энергии для финального рывка через гору. Этот человек должен уметь придавать камню форму для строительства стены канала. Он должен понимать, каково воздействие температуры на материалы, и уважать силу воды, которая может со временем разрушить все.

— Канал прослужит сотню лет, — обещал Большой Карел своим инвесторам, — и будет приносить процветание нашим детям и детям наших детей.

Но для этого ему требовался человек, чувствующий душу камня.

Когда издалека послышался шум поезда — как негромкий рокот барабанов, принесенный ветром и тут же растаявший, потому что все усиливающаяся жара растопила утренний туман и воздух теперь пронизывал пронзительный стрекот цикад — фермеры собрались вокруг члена магистрата. Он поставил на платформе стол для записей. Двое констеблей на игривых лошадях придвинулись ближе, а фермеры потребовали, чтобы их имена расположили по рангу. Адвокат Писториус заранее сунул члену магистрата фунт и теперь обнаружил свое имя в самом начале списка — он сможет выбирать первым. Большой Карел заявил, что его проект пойдет на пользу всему обществу, а не только ему, и его имя записали вторым. Всех, находившихся на платформе, обуяла неожиданная алчность. Некоторые молодые фермеры собрались драться: уже мелькали кулаки, а констебли щелкали кнутами. Нервные женщины отпрянули; они внезапно поняли, что речь шла о людях, а вовсе не о скоте для бойни.

Член магистрата разразился страстной речью, предупредив толпу, что махнет поезду, чтобы тот не останавливался, и отправит его дальше вглубь страны, в Кару, раз присутствующие не могут вести себя достойно, как подобает благородным бурам. Потом все шеи вытянулись… Да, вот из-за горы уже видны первые клубы дыма.

— К порядку! К порядку! — кричал член магистрата, но совершенно излишне, потому что на платформе и так воцарилась мертвая тишина.

В поезде, напротив, поднялась суматоха. Каждый хотел сесть или хотя бы встать рядом с окном на той стороне поезда, откуда будет видна платформа Йерсоненда.

Все последние несколько дней, пока поезд громыхал по равнинам, в каждом мозгу билась одна и та же мысль: деревьев все меньше, зелени все меньше, ландшафт становится все суровее; станционные здания превратились в жалкие хижины, укрывшиеся под перечными деревьями, они прижимаются к невысокому холму или расположены на открытой равнине, а на платформе стоит одинокая машина с ожидающим фермером, а то и вовсе никого.

Была задержка в движении, и вагоны буквально испеклись на солнце. Наконец военнопленные начали протестовать — их варили заживо, и командир караула, молодой лейтенант, приказал, чтобы поезд шел вперед. Паровоз тронулся с места, шипя и плюясь.

К этому времени среди сопровождающих солдат алкоголь тек рекой, бдительность ослабла — в любом случае, итальянцам некуда было бежать. Переводчик, которому приходилось переводить с английского, африкаанс и итальянского, теперь, хмельной, сидел около машиниста с полупустой бутылкой виски.

Ему нравилось смотреть в ревущую топку, нравилось ощущать ветер в волосах и вибрацию движения. Кроме того, здесь все так шумело, что никому ничего не нужно было переводить; он чувствовал себя свободным — настолько свободным, что смог расстегнуть рубашку и смотреть, как капли пота стекают по его груди и брюшку.