Повесть былинных лет - Валентин Леженда

— Куда поедем, друг Степан, на север, на юг аль на запад?

— Да почем я знаю, — пожал плечами Колупаев и, послюнявив палец, попробовал определить направление ветра.

Ветер дул строго на запад.

— Вот туда и поедем, — махнул рукой кузнец, понукая лошадку.

* * *

Огромный булыжник с грохотом врезался в закрытые ставни.

Всеволод вздрогнул и, заглянув под кровать, достал оттуда огромный охотничий лук.

— Да ты что, князюшка?!! — испуганно пролепетал Николашка. — Неужель ты собрался…

— Вот-вот, — грозно кивнул князь. — Сейчас я к ним выйду, сейчас я им задам!

Уже второй час как княжеский терем пребывал в осаде.

С первыми лучами солнца разъяренные дровосеки, разбившись на маленькие отряды, взяли терем в плотное кольцо. Княжеские дружинники, понятное дело, разбежались. Кое-кто, правда, удрать не успел и теперь прятался в погребах. На помощь извне рассчитывать не приходилось. Весь удельный люд с интересом наблюдал, чем же это все закончится.

— Выходи, супостат! — донеслось снаружи. — Выходи, тиран! По-хорошему выходи!!!

— Сейчас! — прокричал Всеволод. — Обождите пару минут, засранцы.

Дровосеки немного успокоились, решив подождать.

Еще пара булыжников неуверенно грохнула в ставни.

Князь натянул лук, повесил за спину огромный колчан со стрелами и, отпихивая с пути подвывающего Николашку, решительно спустился в нижние покои, а оттуда вышел на крыльцо.

Дровосеки мгновенно затихли. На их испитых бородатых лицах читалось искреннее недоумение. А когда они узрели в руках Всеволода лук, к недоумению добавилась изрядная порция страха.

— Ну и чаво?!! — злобно поинтересовался князь, накладывая на тетиву длинную стрелу.

Дровосеки в ужасе попятились от крыльца.

Вплоть до этого самого момента все у них шло как по маслу. Вот они несутся в пьяном угаре через лес, вот с ликованием окружают княжий терем, пинками да тумаками разгоняя немногочисленную княжью дружину… Казалось бы, вот сейчас, сейчас сроют ненавистный терем к лешего матери…

Вышедший на крыльцо Всеволод все испортил.

Ведь по идее он должен был сейчас, дрожа от страха, прятаться в погребе вместе с остатками своей храброй дружины. Ан нет. На крыльцо вышел, глаза гневом сверкают, в руках лук. Не князь, а одно загляденье!

— Ну, и чаво же вам надобно, уркам безродным? — снова прокричал князь, не ослабляя тетивы.

Дровосеки растерянно переглянулись.

И действительно, чего это они ни свет ни заря подорвались, топоры похватали и к княжьему терему почесали? Без причины, выходит?

Вперед выступил здоровый конопатый детина с окладистой бородой. Сразу видно, сельский умник.

— На поклон пришли мы к тебе, князюшка, — льстиво проблеял он, не сводя взгляда с наложенной на тетиву стрелы.

— С топорами-то? — Всеволод лукаво изогнул левую бровь.

Конопатый недоуменно огляделся. И в самом деле, все дровосеки были вооружены, да и у него в руках имелась внушительных размеров секира.

— Так енто же орудие труда нашего! — быстро нашелся конопатый. — Средство к пропитанию. Дома-то не оставишь, а то украдет еще ненароком кто. Народ сейчас лихой. Детишки без хлеба останутся…

Князь демонически усмехнулся, зловещая стрела дрогнула. Конопатый судорожно сглотнул и на всякий случай опустил секиру на землю. Остальные дровосеки последовали его примеру.

— Так-то лучше, — кивнул князь, ослабляя тетиву. — Еще раз спрашиваю, чего пришли?

— Не корысти ради, — ответил конопатый, — а токмо для твоего же блага. Совсем измучились мы на вырубке. Староста лютует, Лесовик первач требует в плату за лес. Совсем житья не стало, а мы-то ведь на тебя, князюшка, работаем.

Всеволод снова кивнул: продолжай, мол.

— Мы тута посовешались, — продолжил конопатый, — и пришли к всеобщему мнению. Вот наши требова…

Князь снова натянул лук.

— То бишь нижайшая просьба, — быстро поправился дровосек. — Просим тебя, Ясно Солнышко, уменьшить трудовой день на два часа, а также разрешить нам созывать рабочее вече и назначить своего старосту. Все согласно ентой… — конопатый запнулся, — ентой греческой дерьмократии.

— И где это вы только слов таких заумных понабрались? — усмехнулся Всеволод. — Уж не от Пашки ли Расстебаева?

Услышав имя знаменитого расейского смутьяна, дровосеки испуганно зашептались.

«Скорее всего, Пашкиного языка дело, — хитро прищурившись, подумал князь. — Ох поймаю я тебя, Расстебаев. Ох, и вздерну на виселице другим в острастку, себе в удовольствие».

За голову смутьяна в землях расейских было назначено большое вознаграждение. Удельные князья обещали за Пашку столько же золота, сколько он сам весит. Но Расстебаев был хитер как лис. Прознав о вознаграждении, назло всем взял и по специальной восточной диете худеть начал. Весить стал в итоге всего ничего: кожа да кости, да язык острый. Кому столько золота нужно? Не стоит все это дело такого вознаграждения. Ведь ловить Павла ох как было непросто, да и опасно…

— Дерьмократия, значит! — повторил Всеволод. — Ну, будет вам сейчас ента дерьмократия.

И, обернувшись, князюшка зычно крикнул:

— Николашка, давай!

Из терема как ошпаренный выскочил Николашка, катя перед собой огромную деревянную бочку.

— Порох!!! — заголосили дровосеки и, забыв про свои топоры, бросились врассыпную.

— Стойте, ироды! — закричал Всеволод. — Не погубить вас хочу, а напоить вином славным, крепким!

Услышав магическое слово, дровосеки как по команде остановились и с не меньшим рвением кинулись обратно.

А Николашка тем временем уже поставил бочку на попа и ловко выбил деревянную крышку. Сладостный запах, идущий от бочонка, развеял последние сомнения бунтарей.

— Да здравствует Всеволод! — хором проревели улыбающиеся дровосеки. — Да здравствует князюшка!

Как по волшебству в руках трудового народа тут же возникли деревянные кружки.

Довольный Николашка подбежал к князю:

— Все исполнено согласно твоему велению. Дешевое заморское вино из дальних погребов.

— Да, и еще, — сказал Всеволод, с удовольствием наблюдая за веселящимися вокруг бочки дровосеками, — распорядись, чтобы к вечеру дружинники телеги подогнали для развоза супостатов.

Николашка быстро кивнул и уже было собрался исчезнуть в тереме, но князь его остановил:

— Это еще не все, пиши новый указ… — Секретарь с готовностью извлек из-за пазухи кусок бересты и маленький огрызок черного угля.