Кормилец - Алан Кранк

Вдруг справа что-то зашевелилось. Что-то большое. Намного крупнее, чем собака или заяц. Иди ко мне, внучка, и я покажу тебе, что лежит в сумке. Лиза обернулась. Резко встала, запуталась в спущенных штанах и чуть не упала.

Брат стоял у дерева в пяти шагах от нее. Его бледное, будто мертвое, лицо повисло, завороженное зрелищем. Один глаз смотрел Лизе в глаза, другой косил вниз, пытаясь заглянуть под спущенную майку. Короткие пальцы сжимали толстую ветку с обломанным сучком. Сережа молчал.

– Уходи, – еле слышно прошептала Лиза.

Она хотела закричать. Громко и пронзительно. Так, чтобы мама смогла отыскать ее среди деревьев одним быстрым взглядом, чтобы отец, тут же бросив шампура на землю, кинулся ей на помощь. Но не смогла. Как будто молчание засыпающего леса успело завладеть и ею.

Игорь ковырял лук в поисках последнего кусочка мяса, когда из-за деревьев выбежала дочь. Она дважды оглянулась, как будто опасаясь преследования, взглянула в сторону машины и перешла с бега на шаг. Голова склонилась. Тело затряслось от беззвучных рыданий. На джинсах ниже пояса чернело мокрое пятно. Марина швырнула в траву пакет майонеза, которым приправляла салат, и бросилась навстречу Лизе.

– Сережка… Из-за него… – Лиза давилась плачем на каждом слове. – Я намочила штаны.

– О господи! – воскликнула Марина.

Она подбежала к Лизе, обняла ее и прижала к себе. Игорь поднялся с корточек и подошел к ним.

– Что он сделал?

– Подкрался. Спрятался в ветках. – Лизе не хватало воздуха, чтобы сказать несколько слов разом, и она делала длинные паузы. – Очень близко. И смотрел. Стоял и смотрел.

– Подсматривал, и все? И из-за этого ты разревелась? – спросила Марина.

Лиза вырвалась из ее объятий и отошла на несколько шагов назад. Левая ладонь пыталась прикрыть позорное мокрое пятно. К испугу в красных, блестящих от слез глазах прибавилась обида.

– Ты все время его защищаешь! – закричала она. – Почему ты все время его защищаешь?

– Потому, что он больной и глупый. Потому что он не такой, как мы, дочь. Ты разрыдалась из-за того, что он всего лишь подсматривал за тобой. Понимаешь? Подсматривал, и все.

– Нет. Не все, – сказал Игорь.

Он посмотрел вокруг. Сережи не было видно.

– Где он? – спросил Игорь Марину.

– Не знаю. Наверное, как обычно.

«Как обычно» означало в дупле сухого дерева на краю поляны у самой реки. Излюбленное место Сережи, как вещевой шкаф в мансарде. Игорь бросил короткий взгляд на дымящие угли и направился к краю поляны.

Он видел это дерево десятки раз, но только сегодня обратил внимание на то, как оно было похоже на Дерево счастья. Такой же ободранный, толстый, грязно-белый, как старая кость, ствол и огромная сухая крона, уходящая высоко вверх. Вместо лент – зеленые кусты-паразиты. Деревья были похожи друг на друга, как братья-близнецы в разных нарядах. Два мертвых близнеца, если быть точным. Из-за дерева торчал синий кроссовок сына.

– Сережа, иди сюда. Нам надо поговорить, – позвал Игорь.

Кроссовок исчез.

– Эй!

Игорь обошел дерево и остановился напротив дупла.

Сережа, скрючившись и обхватив колени руками, смотрел на отца снизу вверх. Лицо его было перепачкано в грязи, а голова присыпана желтой древесной трухой. Он был похож на садовую фигурку горгульи, которую Игорь и Марина хотели купить пару лет назад, но потом решили, что она имеет слишком зловещий вид.

«Вероятно, в Дереве счастья тоже было дупло, – подумал Игорь. – Я ведь так и не обошел его вокруг. И возможно, в том дупле тоже кто-то был».

– Вылезай!

Сергей глубже вжался в дерево и зажмурился. Улыбка стала еще шире.

– Зачем ты подглядывал за сестрой? – Игорь не рассчитывал услышать причину, но хотел, чтобы Сережа подумал над случившимся. – Говори. Чего молчишь?

– Я тел осеть ею исюшку, – нехотя ответил сын.

– Что? – Игорь решил, что ослышался.

– Я тел посеть ею исюшку.

Умственная отсталость не означала отсталости гормональной. Пару раз перед умыванием Игорь замечал, как топорщатся трусы в паху Сережи. Тогда он подумал, что рано или поздно застанет сына за мастурбацией. Теперь воображение сделало еще несколько шокирующих шагов вперед. «Я хотел посмотреть на ее писюшку» – вот что значили Сережины слова.

Игорь схватил сына за ворот куртки, выволок из дупла, приподнял над землей и прижал к дереву.

– Что ты сказал? Ну-ка повтори, что ты сказал!

Лицо сына сжалось, как будто кто-то стянул голову невидимым обручем, продетым под подбородком.

– Я отел… – всхлипнул он.

– Нельзя! Слышишь, нельзя этого делать. Если я еще раз услышу, что ты сделал что-то подобное, я размажу тебя по стенке. Большие а-та-та. Понял?

– Игорь, прекрати, – услышал он за спиной приближающийся голос Марины. – Немедленно отпусти. Не смей бить его.

Игорь повернулся. Бросив плачущую описавшуюся дочь рядом со скатертью-самобранкой, Марина быстрым шагом направлялась в их сторону.

– Спроси его, зачем он это сделал.

– Отпусти его.

– Ты ведь не слышала, что он мне ответил.

– Отпусти. Так нельзя.

– Да? А как можно? Сказать ему «но-но-но, сынок, больше так не делай»? Сегодня он хочет заглянуть ей под юбку, а что будет завтра?! Ты подумала о том, что может случиться завтра, если пустить все на самотек?!

Стемнело рано. К четверти восьмого последние машины переключили габариты на ближний свет и вдоль тротуаров загорелись желтые фонари. Подул холодный ветер. Редкие прохожие втянули головы в плечи и подняли воротники. В доме по Фрунзе, 15 горело одно-единственное окно. Занавески забыли задвинуть, и любой желающий мог наблюдать за происходящим внутри. Особенно хорошо было видно с остановки. Старухе, дежурившей с утра, стоило появиться на десять часов позже.

Свет горел в кухне. Семья собралась за ужином. Обычно они садились вокруг стола, по одному человеку с каждой стороны, но сегодня за ужином сели по парам друг напротив друга, как на судебном разбирательстве, куда каждый приходит со своим адвокатом.

На ужин был шашлык, дожаренный на сковородке, с вареным картофелем и салатом. У всех, кроме девочки, был отменный аппетит. Взрослые с масками безмятежности на лицах тщательно пережевывали пищу. Для супругов, проживших вместе много лет, они были патологически обходительны и внимательны друг к другу.

– Тебе положить картошки?

– Оставь посуду, я сам помою.

Она рассказала ему про новую блузку сестры, а он ей про рыбалку с отцом в детстве. Разговор не клеился. Но они терпеливо продолжали говорить и слушать, присыпая новыми словами воспоминание о короткой ссоре у реки. Они – дружная семья и должны уничтожать зерно раздора раньше, чем оно прорастет. После ужина мужчина направится проверять домашнее задание у дочери, а женщина будет читать вслух книгу сыну. А ночью, если ничего не случится вроде кошмаров у дочки, укрытия от которых она ищет в родительской кровати, у них будет примирительный секс, который окончательно восстановит вдруг пошатнувшиеся взаимоотношения.