Центурионы Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI - Виталий Пенской

Что делал в это время хан? Собрав свое воинство, в конце мая Девлет-Гирей выступил в поход169. Сколько с ним было людей – точно определить невозможно, ибо списковдефтерей этого (как, впрочем, и оставшихся от других аналогичных мероприятий того времени) похода не сохранилось. Однако можно попытаться, опираясь на косвенные свидетельства, определить примерную численность ханского войска. Из описания битвы между полками Шереметева и татарами известно, что на стороне неприятеля была вооруженная огнестрельным оружием пехота и артиллерия (ханская гвардия, созданная по образцу и подобию султанского корпуса капыкулу), видимо, заимствованный у турок же вагенбург (в повозках которого на походе ехала ханская пехота и перевозились легкие пушки) и, само собой, конница, состоявшая из «дворов» самого хана и татарских «князей» и ополчения. Отборная его часть, выставляемая карачи-беками, главами знатнейших и влиятельнейших татарских родов (Ширинами, Мангытами, Аргынами и Кыпчаками), состояла из примерно 10 тысяч всадников. В случае же необходимости Ширины, в распоряжении которых находилось до половины всего татарского войска, могли поднять на конь до 20 тысяч воинов170. Всего же можно оценить силы татарской рати максимум примерно в 30–40 тысяч человек, в том числе около 1 тысячи (или несколько менее) пехоты и несколько легких орудий (не больше двух десятков).

Обремененное большим обозом, татарское войско столь же медленно, как и полки Шереметева, двигалось на север, пока во вторник 18 июня не вышло к Северскому Донцу на участке между нынешними Змиевом и Изюмом. На следующий день оно широким фронтом (90 верст) начало «лезть» через Донец сразу в четырех местах – «под Изюм-Курганом и под Савиным бором и под Болыклеем и на Обышкине» (это косвенно свидетельствует о том, что татарское войско было достаточно многочисленным)171. На последней точке, Абышкином перевозе, действовавшая за Донцом, «на крымской стороне», заблаговременно высланная в Поле станица сына боярского Л. Колтовского и обнаружила переправу неприятеля172. Станичный голова немедленно отправил гонцов с известием в Путивль и к Шереметеву, а сам с остальными станичниками «остался смечать сакмы всех людей (татар. – В. П.)…»173.

В субботу 22 июня к И.В. Шереметеву, который к тому времени уже вышел к месту встречи с отрядом И. Блудова, «прибежал» станичник Иван Григорьев с сообщением от Л. Колтовского о переправе татар через Донец. Аналогичная весть была получена и от сторожи, что была послана в район Святых гор, находившихся в 10 верстах ниже по течению от места впадения Оскола в Северский Донец «с крымской стороны»174. Для воеводы стало очевидным, что хан, выступив с войском из Крыма по Муравскому шляху, примерно 15–16 июня достиг развилки степных дорог в верховьях реки Самары и, повернув на восток, дальше продолжил марш по Изюмскому шляху175. К тому времени, когда Шереметев получил известие о татарах, Девлет-Гирей уже успел продвинуться в северном направлении на 70–90 км и находился восточнее Шереметева примерно в 150 км. Не теряя времени, воевода приказал стороже «сметить сакмы», а сам, «призывая Бога на помощь», пошел к татарской сакме176. Очевидно, что Шереметев с товарищами повернул назад и скорым маршем пошел обратно на север по Муравскому шляху к Думчеву кургану, у истоков Псела, «от Донца от Северского верст с пол-30…» (севернее нынешней Прохоровки в Белгородской области)177.

Известия о том, что хан переправился через Северский Донец, достигли Москвы в пятницу 28 июня 1555 г. Ожидавший этой вести Иван немедля начал действовать. Командующий расположенной на «берегу» ратью боярин И.Ф. Мстиславский «с товарищи» немедленно был «отпущен» царем к своим войскам. Сам же царь начал собирать государев полк, отдав приказ явиться в Москву Владимиру Старицкому со своими людьми, а также «царю Казаньскому Семиону» со своими нукерами. В боевую готовность был приведен Коломенский кремль178. Спустя два дня, 30 июня, выслушав донесение прискакавшего в столицу Л. Колтовского, государь вместе с двоюродным братом, «царем» Семионом и «царевичем» Кайбулой во главе Государева полка и ертоула (им командовали два воеводы – И.П. Яковлев и И.В. Меньшой Шереметев) выступил из Москвы по направлению к Коломне179. Во вторник 2 июля царь прибыл в Коломну, проделав за трое суток не меньше 110–120 км. Здесь, в треугольнике Коломна – Кашира – Зарайск, к этому времени сконцентрировались в ожидании новых вестей с Поля главные силы русского войска.

Это ожидание надолго не затянулось. Вечером 3 июля царю доложили, что крымский «царь» идет на Тулу. Казалось, повторяется сценарий трехлетней давности, и Иван наутро выступил по направлению к городу. Двигаясь скорым маршем, «того дни под Каширою государь Оку-реку перелез со всеми людми (то есть менее чем за день царь преодолел порядка 40–45 км. – В. П. Чуть ли не вдвое быстрее, чем обычно!) и передовым полком велел идти х Туле наспех…». Однако, едва царь «перелез» через Оку, как события начали разворачиваться с головокружительной быстротой. Доставленный «из Воротыньских вотчины» татарский пленный показал на допросе, что хан, «идучи х Туле, поимал сторожей». Допросив их с пристрастием, Девлет-Гирей узнал от взятых языков, что Иван ждет его на Коломне, и повернул на Одоев. «И, не дошед до Одуева за тритцать веръст, – продолжал татарин, – поимали на Зуше иных сторожей, и те ему сказали, что идет царь и великий князь на Тулу, и Крымъской царь воротился со всеми своими людми во вторник…»180

Итак, хан явно намеревался уклониться от «прямого дела» с русскими, но Иван решил продолжить марш на юг, видимо рассчитывая, что, повернув назад, Девлет-Гирей наткнется на Шереметева, тот свяжет крымцев боем, и вот тут-то с севера на басурман навалятся главные силы русского войска. Но не прошло и нескольких часов, как к государю прибыли люди от Шереметева, рассказавшие ему о трагедии, случившейся днем ранее юго-восточнее Тулы.

Оказывается, приняв решение повернуть вслед за ханом, Шереметев и его воеводы полагали, «его (то есть Девлет-Гирея. – В. П.) в войне застати: нечто станет воевати и розпустит войну, и воеводам было приходити на суволоку, а не станут воевати, и им было промышляти, посмотря по делу…»181. И на первых порах все развивалось так, как и предполагали воеводы. Хан, не догадываясь о своих преследователях, быстро шел на север. Приблизившись к русской границе (по нашим расчетам, это случилось примерно 26–27 июня где-то на реке Сосна, скорее всего там, где позднее будет поставлен город Ливны, в районе так называемого Кирпичного брода, что «выше города Ливен версты с 3»182), Девлет-Гирей дал своему войску, по татарскому обычаю, отдых и здесь оставил свой обоз-кош вместе со значительной частью заводных коней, максимально облегчив свое воинство перед последним броском – как писал князь А. Курбский, участник тех событий, «обычай есть всегда Перекопского царя днищ за пять, або за шесть, оставляти половину коней всего воинства своего, пригоды ради…»183.

Эта остановка стала роковой для многих татар и русских, разделив их на живых и мертвых. Шереметев сумел настичь неприятеля, и когда, оставив громоздкий обоз-кош, главные силы татар, поспешая, устремились на Тулу, он, посовещавшись со своими воеводами, решил атаковать вражеский лагерь. 1 июля посланные воеводой вперед головы Ш. Кобяков и Г. Жолобов (дети боярские с Рязани и с Тулы184) с «детьми боярскими многими» взяли «царев кош» и вместе с ним богатую добычу. Согласно Никоновской летописи, в руки русских попало «лошадей с шестьдесят тысящ да аргомаков з двесте да восмьдесят верблюдов»185.