У нас всегда будет лето - Дженни Хан

– Аника, я должна тебе кое-что сказать.

Она боролась с афишей какого-то фильма, которая висела на ее двери.

– Что такое?

Нет в мире более великой силы, чем сила прощания.

Я сглотнула.

– Мне очень жаль, что мне приходится так поступать с тобой.

Аника повернулась ко мне.

– Поступать как?

– Я не могу заселиться с тобой в комнату в следующем семестре.

Она сдвинула брови.

– Что? Но почему? Что-то случилось?

– Джереми сделал мне предложение.

Она не поверила своим ушам.

– Изабель Конклин! Что за чушь ты несешь?

Я медленно подняла руку. Аника присвистнула:

– Ого. Это просто безумие.

– Я в курсе.

– Ты хоть осознаешь, что делаешь? – поинтересовалась она после небольшой паузы.

– Да. Думаю, да. Я правда очень сильно люблю его.

– И где вы собираетесь жить?

– Мы хотим снять квартиру. – Я смутилась. – Мне так жаль, что я кидаю тебя. Ты злишься?

Она покачала головой.

– Я не злюсь. То есть да, отстой, конечно, что мы не будем жить вместе, но я улажу этот вопрос. Я могу предложить съехаться Тине из моей танцевальной команды. Или моя кузина Брэнди собиралась поступать сюда, она тоже может стать нашей четвертой.

Что ж, трагедии в том, что я не могла жить с девочками, не было. Жизнь продолжалась. Но я немного жалела, что не стану этой самой четвертой. У Шей отлично получалось заплетать волосы, а Линн любила печь кексы. Полагаю, нам было бы весело вместе.

Аника села на кровать.

– За меня не переживай, я в порядке. Просто… немного удивлена.

– Я тоже.

Она больше ничего не произнесла, поэтому я спросила:

– Как думаешь, я совершаю большую ошибку?

– А мое мнение имеет значение?

– Да.

– Ты же знаешь, что я в принципе никого не осуждаю, Белли.

– Но ты мой друг, мне важно твое мнение. Я не хочу, чтобы ты плохо обо мне думала.

– Ты слишком сильно печешься о чужом мнении. – Она сказала это уверенно, но в то же время мягко. Если бы это сказал кто-то другой – моя мама, Тейлор, даже Джер, – я бы взбесилась. Но это сказала Аника, поэтому я ничего не имела против. Я принимала ее слова потому, что она видела меня насквозь, но все равно любила. Колледжская дружба значительно отличается от любой другой. Вы все время проводите вместе, даже едите вместе. Здесь ты не сможешь спрятать себя настоящего. Ты буквально обнажен. Особенно перед кем-то таким искренним и открытым, как Аника. Она всегда говорила, что думала, и всегда все замечала.

– По крайней мере тебе больше не придется носить тапочки для душа.

– Или постоянно вытаскивать чьи-то волосы из стока, – добавила я. – У Джереми волосы слишком короткие для этого.

– Тебе не придется прятать свою еду. – Соседка Аники, Джой, всегда таскала у нее еду, поэтому Анике приходилось прятать батончики в ящике для нижнего белья.

– На самом деле придется. Джер ест очень много, – сказала я, прокручивая кольцо на пальце.

Я задержалась еще ненадолго, чтобы помочь Анике снять оставшиеся постеры и собрать пыль под кроватью старым носком, который я надела на руку как рукавицу. Мы поговорили о стажировке в журнале, которую Аника должна была пройти этим летом, и я по возможности собиралась съездить к ней в Нью-Йорк на какие-нибудь выходные. После я вернулась к себе. Впервые за весь год на этаже было тихо: никто не сушил волосы феном, не болтал по телефону прямо в коридоре, не готовил поп-корн в микроволновке. Большинство уже уехало домой на летние каникулы. Завтра и я собиралась уезжать.

А колледжская жизнь, какой я ее знала, вот-вот должна была измениться.

У меня никогда не возникало желания, чтобы ко мне обращались полным именем. Это просто случилось. Всю жизнь окружающие называли меня Белли, и я не спорила с ними. И впервые за долгое время у меня появилась возможность исправить это, но мне это даже в голову не приходило вплоть до дня заселения первокурсников, когда мы – Джереми, мои родители и я – стояли напротив двери в мою комнату в общежитии. Папа и Джереми несли телевизор, мама держала чемодан, а у меня в руках была корзина для белья с туалетными принадлежностями и рамками с фотографиями внутри. По спине моего папы струился пот, и на его рубашке остались мокрые полосы. Джереми тоже вспотел, потому что пытался впечатлить моего отца, таская самые тяжелые вещи. Но на самом деле это только заставило папу почувствовать себя немощным и неуклюжим.

– Вперед, Белли, – сказал папа, тяжело дыша.

– Она теперь Изабель, – ответила мама.

Я помню, как я сначала не могла сразу попасть ключом в замочную скважину и как взглянула на дверь и увидела это. «Изабель» – гласила выложенная стразами надпись. Наши с соседкой дверные таблички были сделаны из пустых коробок от CD-дисков. У моей соседки, Джиллиан Кэпл, была Мэрайя Кэри, а у меня Принц.

Вещи Джиллиан уже были распакованы и разложены в левой части комнаты. На ее кровати лежало покрывало с пейслийским узором в темно-синем и буром цветах. Оно выглядело новым. Она уже успела развесить свои постеры: афиша фильма «На игле» и плакаты с музыкальной группой Running Water, о которой я никогда не слышала.

Папа присел на пустой стол – на мой стол, – достал из кармана платок и вытер им пот со лба. Он выглядел очень уставшим.

– Отличная комната, – сказал он. – Освещение хорошее.

Джереми нерешительно потоптался на месте и сказал:

– Я пойду принесу ту большую коробку.

Папа стал подниматься.

– Я помогу, – сказал он.

– Я справлюсь.

Папа с облегчением уселся обратно.

– Тогда я немного передохну, – сказал он.

Мама осматривала комнату, открывая ящики и заглядывая в них.

Я опустилась на свою кровать. В этой комнате я должна была прожить следующий год. За соседней дверью кто-то играл джаз. В коридоре какая-то девушка поинтересовалась, где ей разместить корзину для белья. Двери лифта, казалось, открывались и закрывались в режиме нон-стоп. Но я ничего не имела против. Мне нравились эти звуки. Так я чувствовала, что я не одна и вокруг есть еще люди.

– Хочешь, я распакую твою одежду? – спросила мама.

– Нет, спасибо, – ответила я. Я сама хотела сделать это. Тогда я действительно почувствовала бы, что это моя комната.

– Давай я тогда хотя бы твою кровать застелю.

Когда пришло время прощаться, я не была готова. Папа стоял, уперев руки в боки. При таком освещении его волосы казались еще более седыми.