Родная афганская пыль - Алескендер Рамазанов

Разумеется, специалист найдет здесь немало ошибок, но так запомнилась иностранная речь большинству ветеранов, с кем встречался автор. Из ста восьмидесяти опрошенных участников афганских событий никто не вспомнил, как звучали на дари или пушту слова: родина, молитва, мать, отец, смерть, жизнь, любовь, страх, отвага. Может быть, потому, что война высоких слов не любит. Тем более на чужом языке.

Замечено: когда человек поет, то думать не может. Точнее, что-то из двух получится плохо.

Еще есть высокая правда в том, что «когда поют солдаты – спокойно дети спят».

Также один грузин гениально заметил, что война – это когда сначала убивают, а потом много пьют, плачут и поют жалобные песни. Но это он говорил о другой, гражданской, войне, через двадцать лет после Афгана, зажав автомат между ног, поскольку руки были заняты крышкой от солдатского котелка.

Увы, горе, водка и песни – неиссякаемый источник!

Поскольку на войне, как и в мирной жизни, композиторов намного меньше, чем поэтов, то в Афгане в самом начале пели стихи собственного сочинения на мотивы песен Гражданской, Великой Отечественной войны. В этом же смысле популярны были темы и мелодии известных бардов и «Машины времени».

О том, что голосили во время строевых смотров на пыльных плацах, рассказывать не стоит. Это были песни для строя. Взвейся-развейся, одним словом. С ними ни до, ни после боя – ни в п…ду, ни в Красную Армию.

Вот как, к примеру, с учетом времени и места звучала бессмертная «Военная баксанская» – кстати, до Великой Отечественной, мирная, лирическая песня, как и «Синий платочек»:

Вспомним, товарищ, мы Афганистан,

Зарево пожарищ, крики мусульман…

Вспомним, товарищ, как мы шли в ночи,

Как бежали в страхе в горы басмачи,

Как загрохотал твой грозный АКС,

Вспомним, товарищ, вспомним, наконец.

Песнями для всех были «Кукушка», «Я в осеннем лесу», «Колокола», «Боевым награждается орденом» (помнится, все из фильмов). В начале восьмидесятых среди офицеров был популярен Городницкий: «…крокодилы, пальмы, баобабы и жена французского посла». Часто пели: «…узнают их по короткой стрижке, по костюмам типа балахон…» – отголосок доафганской жизни спецназа. Эта песня была калькой стихотворения М. Светлова «Ночь стоит у взорванного моста», где «звезды девятнадцатого года» заменялись на «звезды неродного небосвода», а «теплая полтавская погода» на «жаркая нерусская погода». Обязательно присутствовала: «Мы выходим на рассвете, над Баграмом (Кундузом, Кабулом, Гератом) дует ветер…» Споры о том, кому принадлежит оригинал, где ветер дует над Сахарой, не окончен и по сей день. Кто-то называет Киплинга, кто-то Шабуцкого или даже безымянных африканских советников. Известно только одно – песня вошла в походные репертуары в шестидесятых годах прошлого века.

Где-то в восемьдесят первом покатилось разухабистое «если хочешь есть варенье, не лови е…лом мух» и «ты минуты радости лови, синеглазый, милый шурави… там в горах гуляет злой душман, против русских точит ятаган». Помянем, что в начале восьмидесятых годов «афганские» песни, особенно группы «Каскад», изымали на таможне как идеологически невыдержанные. Да, впрочем, стоило таможеннику увидеть бобину, компакт-кассету, книгу или фото, как тут же, словно чертик из табакерки, возникал представитель особого отдела. И становилось тоскливо от его первых совсем простых вопросов.

Поэтов-песенников в 40-й ОА было много. И стихи они писали хорошие. В том смысле, что откровенные, пронзительные. В них не было лживой поэтики. Но обязательно присутствовали жалоба на суровую военную судьбу, тоска по Родине, по земным радостям, жестокие душманы, горы, вертолеты, бронетраспортеры и «КамАЗы», АКСы и пулеметы, огонь, пыль и черный дым. И никогда: партия, комсомол, высокий интернациональный долг. Творческий потенциал был настолько велик, что в каждом подразделении, где была гитара, рождались свои песни. Ну, откажете в высокой поэзии такой строке под перебор струн: «Вертолеты поднимались в небо…» или «А у нас вчера задул «афганец»?

Были свои песни у «Кобальта», «Каскада», военных и партийно-комсомольских советников в провинциях.

Можно только посетовать, что военно-полевая лирика после Афганистана практически не освоила такой массив, как Чечня, Приднестровье, Карабах, Южная Осетия, Абхазия и Таджикистан. Сказать, что Афганистан высосал романтично-поэтическую душу народа, – это слишком. Можно только предположить, что отношение к войне по контракту в области поэзии несколько иное, чем за идею.

По прошествии двадцати лет после войны в Афганистане в Сети можно найти сотни «афганских» песен (тема жива!). Только нужно учитывать, что большинство из них написаны уже после войны. Это хорошие песни. Их можно рекомендовать даже для исполнения в детских учреждениях, поскольку каждая по сути своей является антивоенной.

Любопытно, что боевые песни моджахедов (автору довелось заниматься подстрочниками в 1988 году) в основном прославляли подвиги воинов Аллаха, вскользь и пренебрежительно отзываясь о «неверных», у которых «глаза, как щелки, потому, что они смотрят через прицел». «Как хорошо мы жили в Кандагаре, пока не пришли русские волки…»

Снастей для рыбалки и охотничьих ружей в Афганистане было немного. Но рыбалка и охота «имели место быть». Неверно, однако, именовать их любительскими. Рыбу, птицу и зверя добывали, чтобы поесть досыта, оторваться от опостылевших консервов и концентратов. Отдых и общение с природой солдату не по чину. В военное время это привилегия мудрых прапорщиков и приезжих генералов. Последним обычно дарили трофейные охотничьи ружья и кривые афганские сабли.

А солдат ловил рыбу даже там, где ее отродясь не водилось. Любой водоем, протока, речушка, арык, большая лужа рождали мысль: «А нет ли здесь рыбки?» В качестве основной снасти использовались ручные осколочные гранаты РГД-5, тротиловые шашки, навесные и дополнительные заряды от мин и снарядов. Реже гранаты Ф-1, поскольку разлет осколков велик и взрычатки поменьше. Не тот эффект!

Неводы успешно заменяли маскировочные сети. Собственно, перед «бродниками» стояла задача не упустить оглушенную рыбу ниже по течению, здесь величина ячейки почти не играет роли – поперек плывет! Иногда применяли неконвеционные (химические) методы – сыпали в источник хлорную известь или хлорамин. Подумаешь, запах! Солдат за службу в ТуркВО и Афганистане потреблял килограмма два этих праматерей гастритов и язвенной болезни в двадцать лет.

Классическая рыбалка выглядела так: несколько человек, убедившись в том, что глубина речки, водоема, арыка не меньше полутора метров в зоне глушения, одновременно метали гранаты и предусмотрительно пригибались – чем черт не шутит. Случаев отказа запала УЗРГМ в воде не наблюдалось, но взрывы все же пытались считать. Потом, если была, всплывала рыба.

Что касается крабов, очень мелких, но вкусных, если их запивать брагой или в составе ухи, то их ловили ведром с продырявленным дном или попросту руками. Они в изобилии водились и по берегам рек, под камнями, и в сухих руслах южнее Саланга. Такой серо-зеленый или фиолетовый паучок, размером в треть ладони. Некоторые ветераны утверждали, что крабы хорошо шли под чарс. Мне довелось приручить это сухопутно-морское членистоногое, и оно, наевшись сырой баранины, по ночам громко скребло клейстер под обоями в фанерном модуле, но, в отличие от мышей, ударов соседей по стенкам не боялось.