📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураАвтограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях - Наталья Александровна Селиванова

Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях - Наталья Александровна Селиванова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 121
Перейти на страницу:
Если замена хульного слова словом дозволенным разрушает текст, думаю, что у автора выбора нет — нужно пользоваться оригиналом, а не копией.

ГАЗЕТА УТРО РОССIИ

29.09.1994

Михаил Левитин: Писать о том, чем мы живем, вообще не стоит

«Ты один из наших», — так говорила Михаилу Левитину Рита Райт-Ковалева. Верность искусству обэриутов еще раньше приметил Юрий Любимов, в 1969-м предоставивший сцену своего театра 21-летнему студенту ГИТИСа. С тех пор Левитин осуществил более двадцати постановок, сочинил несколько книг прозы, прочитав которые Юлий Даниэль сказал: «Миша, перестаньте заниматься ерундой — ставить спектакли, вы не успеете написать».

— Наша газета, пожалуй, единственная, чей голос не слышен в общем хоре недовольных решением жюри Букеровского марафона-94. Напротив, появление в Short list произведения пусть известного человека, но из смежной сферы искусства можно назвать беспрецедентным. А как вы встретили сообщение о шести соискателях на престижную литературную премию, среди которых значится и ваше имя?

— Я испытал укол радости. Как и вы, я понял, что в жюри оказались нормальные, живые люди, руководствующиеся своими представлениями о литературном процессе, но, тем не менее, стремящиеся судить непредвзято. Это тем более приятно, поскольку моих три книги прозы «Мой друг верит», «Болеро» и «Чужой спектакль» были замечены немногими. Читающая публика, вероятно, полагала, что написаны они однофамильцем главного режиссера театра «Эрмитаж». Однако я поражаюсь злости, с какой в прессе набросились на Short list. Поначалу у меня возникло желание выйти из списка, чтобы не подвергаться уличным оскорблениям. Поймите, мне приходится преодолевать театр, гигантские трудности сезона и при этом держать в себе будущую книгу перед тем, как заняться писательством. Но потом мне объяснили, что унизительная болтовня, идущая от поверхностного восприятия жизни и чужого творчества, — вполне принятая норма в литературной среде. Я и маму все успокаиваю: так надо, они должны меня ругать.

— Роман «Сплошное неприличие» посвящен Игорю Терентьеву, известному в 30-е годы театральному режиссеру и поэту, близкому к обэриутам. Мне показалось, что вы написали о себе.

— Во всех трех книгах, а «Сплошное неприличие» — первая из трилогии о грешниках, автор персонифицирован в других людей. Я нашел своих героев там… Где там? Ведь прототип главного героя во второй книге «Безумие моего друга…», недавно опубликованной в журнале «Октябрь», никакого отношения к 20-м годам, ни тем более к обэриутам не имеет. А роднит их всех то, что живут они ни в конфликте или в согласии со временем, но даже и не подозревая, что оно — время — существует. «Вы говорите „время идет“, безумцы, это вы проходите» — так записано в Талмуде. Мои братья — обэриуты по духу — оттого и живут весело, что знают цену человеку, которая в контексте мировой истории, прямо скажем, невелика. Между тем сам факт нашего земного пути — свидетельство, увы, не оцененного многими великодушия судьбы.

— Вы полагаете, что путь грешника совсем не хуже пути праведника? Тогда что же, по-вашему, «грех»?

— Лишить человека его права на жизнь и готовиться к убийству — тяжкий грех. Все остальное, что касается страсти человеческой и что люди считают нарушением правопорядка, моральных устоев, общепринятых норм поведения, во всяком случае, для меня весьма сомнительно. Я никогда не смирюсь с законом, придуманным людьми, — жить так, чтобы не нарушить покой близких. Я понял, что нарушу. И поэтому живу один.

— Стало быть, вы — одиночка?

— Скорее, я отношусь к «бродилам» жизни. Давно, кстати, заметил, что общение со мной, начавшееся с предупреждения, что ничего не сделаю вопреки себе, круто меняет жизнь людей. Они как бы переключают скорость. В них появляется больше страсти, азарта, что ли.

— Доверие к людям — жизненный принцип или черта характера?

— Характер. Людей окрыляет доверие, и некоторое время они бывают хорошими и полезными. Правда, вскоре начинают злоупотреблять твоим расположением. Ничего не поделаешь — нужно простить. Я, к примеру, при всей внешней напористости, антиконфликтен. Вообще не понимаю смысла ссор и обид. И сам необидчив. Предположим, мне сообщают, что господин N мне вредит. Я скорее начну испытывать отчуждение к тому, кто заметил, нежели к виновнику своих затруднений.

— Примечательно, что Игорь Терентьев также миролюбив. Больше того, он настолько по-человечески щедр, добр, открыт людям, что присутствие в его жизни сразу двух муз — Эмилии и Наташи — не побуждает к пошлым мыслям, обывательскому осуждению.

— Будем откровенны, каждый из пишущих оставляет эту сторону жизни немного затаенной. В самом деле, ну что могут знать люди о взаимоотношениях двух или трех любовников? Ведь один факт, однажды осужденный, в контексте другой истории выглядит совершенно иначе.

Любопытен сюжет, связанный с косноязычным Моисеем. Известно, что его речи «переводил» родной брат. Подумайте, почему же тогда откровение Божье не явилось более грамотному брату? Потому что Бог судит непредвзято. Он не смотрит — вот тебе за то, что ты хороший, а другому — плохому — ничего не дам. Он как бы разбрызгивает счастье. Поэтому не следует делать культа из того человека, кого Бог одарил особенно. Надо благоговейно отнестись к самой влаге — таланту, которым и в обыденной жизни так щедро делится мой герой.

— Мейерхольд действительно многое заимствовал у Терентьева?

— Нет-нет, осознавая исключительную одаренность Терентьева, он не был к нему добр — вот что правда. Немало людей, в том числе Берковский и Акимов, называли Терентьева лучшим режиссером своего времени. Кроме того, что он поставил десяток спектаклей в Москве и Ленинграде, Игорь Герасимов — изумительный художник и поэт. Крученых и Маяковский обожали его. О творческом наследии Терентьева знают в мире. Недавно в Германии издали каталог с рисунками, а итальянцы подготовили полное собрание сочинений.

— Обэриуты утверждали, что в поэзии их интересует «столкновение словесных смыслов». Принцип мозаичного построения текста присутствует в в романе «Сплошное неприличие». Но никаких «режиссерских прибамбасов», в отличие от коллеги из «Независимой», я не увидела. Несмотря на внешнюю алогичность, вещь, создана по законам традиционной прозы.

— Я замечаю несоответствие, если угодно, эксцентризм в любом человеке, даже в случае счастливого совпадения его формы и содержания. И целый ряд этих ошибок — поверьте, я далек от издевательства — делает вроде бы взрослых людей настоящими детьми. Не случайно в романе Эмилии — пять лет, а Игорю — три года. Я говорю совершенно серьезно, что для меня нет никакого другого опыта, кроме опыта детства. Убежден, что после детства уже ничего не происходит. Мы успеваем лишь осмыслить это короткое счастье, и если впечатления детства сильны, то доживаем жизнь

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 121
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?