Колдунья поневоле - Александр Бушков

Ну а что касается их с Татьяной дел, то никто не удивится,если кто-то из участников охоты, оказалось, исчез из виду, отбился, пропал накороткое время…

Ехавшая совсем рядом Татьяна подтолкнула ее локтем. Ольгабросила взгляд в ту сторону – ага, оба гусара, находившиеся уже на значительномотдалении, мелькнули меж деревьями на петлястой боковой тропинке и очень быстроисчезли из виду. Пора…

Девушки придержали лошадей, дождались, когда их минуютпоследние егеря, свернули на ту же тропинку и пустились вскачь. Вряд ли кто-тозаметил их исчезновение.

Минут через десять они оказались на проезжей дороге,довольно широкой, но столь густо заросшей высокой травой, что даже нездешнемустало бы ясно: путники здесь чрезвычайно редки. И в самом деле, вот уже летпять, с тех пор как проложили Игуменский тракт, эта дорога, очень старая инекогда одна из самых оживленных в губернии, потеряла былое значение и оказаласьзаброшенной.

А потому в глазах всей округи новый хозяин постоялого двора,к которому девушки сейчас подъезжали, выглядел блажным растяпой, выбросившимпусть и совсем невеликие, но все же деньги, совершенно зря. Никакогомало-мальски солидного дохода от проезжающих ждать не приходилось за полнымотсутствием таковых. По этой причине (странности не должны оставаться безпопыток объяснения) досужая молва стала изощряться, пытаясь усмотреть вдействиях нового хозяина потаенный смысл: то ли он натворил где-то дел ихоронился теперь в глуши, то ли был колдуном наподобие Сильвестра и жаждалуединения, то ли… Гипотезы кружили самые идиотские, в зависимости от полетафантазии. Кто-то уверял даже, что новый владелец постоялого двора – не ктоиной, как Наполеон Бонапарт, который вовсе не погиб при Аустерлице, а, видянесомненный крах своих дерзких планов по завоеванию всей Европы, поступил, вобщем, благоразумно: изменил внешность, прихватил все алмазы из королевскойсокровищницы и, притворившись мелким хозяйчиком, забился в здешнюю глушь,полагая не без оснований, что уж тут-то его искать не станут. Поскольку своисторонники по какому-то неведомому закону природы находятся у самых завиральныхтеорий, кое-кто всерьез верил, что у старой дороги поселился сам Бонапарт, идаже частенько езживал мимо, пытаясь высмотреть хозяина и отыскать в немсходство с неистовым корсиканцем, четверть века назад не на шуткувзбудоражившим Европу…

И никто, понятное дело, не мог знать, что «хозяин» былдоверенным слугой блестящих братьев-гусар, ради собственных целей выложивших наэту покупку пригоршню рублевиков…

Их, конечно же, ждали – не успели девушки подскакать квысоким потемневшим воротам (перед которыми виднелись свежие следы копытгусарских коней), как их правая половинка, словно по волшебству, распахнуласьвнутрь, и Ольга с Татьяной влетели во двор, не останавливаясь, а створка безвсякого скрипа моментально захлопнулась за их спинами – ну, разумеется, не поволшебству, а благодаря проворству стоявшего за ней слуги. Двор, где в старыевремена умещалось не менее двух десятков телег, был пустехонек, зарос травойстоль же буйно, как и заброшенная дорога, собачья цепь возле пустой конурыуспела проржаветь, бочка неподалеку от нее совершенно рассохлась, окнаприземистого здания покрыты пылью, а тесовая крыша в нескольких местах началагнить. Всеобщее запустение, одним словом.

Бросив слуге поводья и нисколько не озабочиваясь болеелошадьми, девушки уверенно поднялись по широкому крыльцу – доски поскрипывалипод ногами, но пока что держались. Оказавшись в обширных сенях, девушки лукавопереглянулись и разошлись в разные стороны, Ольга направо, Татьяна налево.Бодро простучав каблуками сапог по голым доскам коридорного пола, Ольгараспахнула скрипучую дверь – и оказалась в совершенно другой обстановке,разительно не похожей на здешнюю заброшенность и пыльное запустение.

Комнатка была старательно побелена, выметена, окошкозанавешено плисовой портьерой в сине-красную полосочку, постель застеленасвежими простынями, столик, тумбочка и пара легких кресел выгляделибезукоризненно, нигде ни пылинки…

Борис, не теряя времени, кинулся навстречу, и Ольга привычнозабросила руки ему на шею, прикрыла глаза, закинула голову, подставив шеюжадным поцелуям. Все происходило в совершеннейшем молчании, достаточнопривычно, бравый поручик, с нешуточной сноровкой расстегивая крючки ееукрашенного витыми шнурами кафтанчика, теснил Ольгу к постели, чему девушканисколечко не сопротивлялась. Кафтанчик полетел на пол рядом с гусарскимдоломаном, прозвучали два-три невразумительных словечка, взлетели белоснежныепростыни, слились тела…

В тихом омуте черти водятся, знаете ли. Частенько можетоказаться, что благонравные девицы из лучших домов не столь уж и благонравны,но держат сие в величайшей тайне, приобретя опыт, в котором их никто изаподозрить не мог. В свое оправдание, выпади ситуация, когда придется даватькакие-то объяснения, Ольга с Татьяной, вероятнее всего, сослались бы нажизненные обстоятельства. А обстоятельства следующие: князь Вязинский, пусть ис тщательным соблюдением внешних приличий, давно содержит настоящий гарем изкрепостных красавиц – что в надлежащее время стало известно и его дочке, и еговоспитаннице, обогатив их знания об окружающем взрослом мире. В библиотекеимения немало фривольных французских романов, будоражащих девичье воображение,где многие вещи названы своими именами, а иные гравюры заставляют щеки гореть иуноситься фантазиями в весьма легкомысленные области бытия. К этому можнодобавить и рассказы Бригадирши о ее бурной молодости посреди лишенного всякогопуританства восемнадцатого столетия. Учитывая все это, а также деревенскую, посути, жизнь, где не одни лишь крестьянские детишки сызмальства знакомятся совзрослыми сторонами того же бытия, ничего удивительного нет в том, что двечуточку ветреные красавицы с горячей кровью, которых никто, в сущности, толкоми не воспитывал, однажды в общении с двумя красавцами-гусарами зашли довольнодалеко, пусть и не теряя головы. Случается…

К сожалению, в любом, даже самом бурном романе рано илипоздно наступает время, когда улетучивается сладостное забытье и настает порадумать и говорить всерьез, совершенно трезво и даже холодно. Примерно это ипроизошло с Ольгой – накопилось достаточно оснований для серьезного разговора…Включая самые свежие открытия, с которыми неизвестно еще, правда, какпоступить…

Она мягко, но непреклонно отстранила обнимавшую ее руку,приподнялась и уселась в постели, положив под спину пышную подушку. Сердечныйдруг, ее первый и пока что единственный мужчина, недоуменно взглянул, вновьпопробовал было заключить ее в объятия, но, уловив что-то, оставил попытку.

– Оленька, солнышко, что…

– Солнышко, – произнесла она с расстановкой, слегкой улыбкой глядя в беленый потолок. – Звезда моя, золотце,пленительная прелесть, гений чистой красоты… последнее, как я недавно точноустановила, заимствовано у санкт-петербургского поэта, что, впрочем, неважно…Что еще? Насколько мне помнится, чуть ли не полный набор классических эпитетовиз древней мифологии: наяда, дриада… разумеется, нимфа…