Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова

Впрочем, непонятно, почему — как рак. Вовсе и не как рак.

Видела она однажды этих самых раков. Вовсе они и не быликрасными. Какие-то невразумительные они были, бурые, с зеленцой. А когда ихварили, стало уж совсем гадко. И в этом так много было инквизиторства и пытки,что Маша Вепренцева от угощения наотрез отказалась, ушла в машину и долго ждалатам Родионова, мрачная и хмурая. Родионов пришел и первым делом спросил: «Чтоза номера?!» Он не видел, как раки лезли друг на друга, а если и видел, то этозрелище отнюдь не лишило его аппетита.

Итак, Маша стала красной, как гоночная машина «феррари», накоторой иногда любил приехать в издательство Илья Весник.

— Лазарь Моисеевич, вы знаете, как я вас люблю, но, честноеслово…

— Ты совсем не можешь иметь на меня обиду! — воскликнулЛазарь. — Это так же глупо, как иметь обиду на свою мамочку только за то, чтоона кормит тебя манной кашей, когда ты любишь вовсе мороженое! Но от маннойкаши детки хорошо растут, а от мороженого могут простудиться и заболеть!

— Лазарь Моисеевич…

— Не говори мне за Родионова. Скажи за себя. Почему ты неможешь объяснить ему, что он должен на тебе жениться?

Маша перевела дыхание. Что за вздор?! Что за разговор налестничной площадке издательства, где в двух шагах курят, смеются и громкоразговаривают?! Сначала Весник со своим «классным парнем», а теперь еще иЛазарь!…

— Лазарь Моисеевич, я понятия не имею, откуда вы все этовзяли, но мы вовсе не собираемся… жениться, и я не стану намекать на этоДмитрию Андреевичу. Мы просто коллеги.

— Ах-ах-ах, — прокудахтал Лазарь, затянулся в последний рази энергично затушил свою «беломорину». — Пусть вы будете коллеги, но только недля меня! Мне все давно и хорошо известно! А ты говоришь, конфетная фабрика!

— Лазарь Моисеевич, мне нужно бежать. Марков вызвал.

— Ты должна бежать, и сию минуту ты побежишь. Валентин нелюбит, когда его заставляют ждать такие мелкие люди, как мы с тобой. — Всемпрекрасно известно, что Марков относился к Лазарю с превеликим уважением и дажес некоторым пиететом, но тому нравилось прикидываться ничего не значащимстариком. — Но ты должна зайти ко мне, и мы обсудим создавшееся положение, покаоно не превратилось в угрожающее!

— Нет никакого угрожающего положения. И не будет.

И тут она вдруг подумала, как бы ей хотелось, чтобы оностало именно таким — угрожающим. Чтобы Родионов хоть что-нибудь бы…почувствовал.

Какое нелепое слово, из романа — почувствовал!

Ничего и никогда он не чувствовал, к ней-то уж точно, и ещена заре их совместной работы он как-то объяснил ей, что является принципиальнымпротивником любых «служебных романов». Он ни на что не намекал, простокомментировал ситуацию, которую тогда мусолили во всех газетах — как некийминистр-фрондер взял да и бросил свою старую жену и ничтоже сумняшеся женилсяна молодой секретарше.

«На работе надо работать, — сказал тогда Родионов, скомкалгазету и швырнул огромный ком в корзину для бумаг. — Спать надо вне работы.Можно подумать, что эта его секретарша принципиально отличается от какой-тодругой секретарши! Какая разница, с ней или с другой!»

Вот Лазарь, а? Привел ее в состояние душевного трепета, даеще перед самым визитом на «шестой этаж», в логово льва, царя зверей!

Когда Маша вбежала в приемную Маркова, Родионов ее ужепокидал, и вид у него был очень недовольный.

— Маш, ты поговори с ним побыстрее и приходи, — распорядилсяон. — У нас серьезные изменения в программе.

Маша затормозила возле него, как кот возле миски со сметанойиз мультфильма «Том и Джерри» — так, что из-под туфель пошел дым.

— Мне и Весник толковал про какие-то изменения. Случилосьчто-то, Дмитрий Андреевич?

Родионов хмуро глянул в сторону Кати, которая за своейконторкой негромко разговаривала по телефону и не обращала на великого писателяи его помощницу никакого внимания.

Молодец Марков. Он брал на работу исключительнопрофессионалов, и не только на большие должности, но и в секретари!…

— Откуда-то взялся Тимофей Кольцов, — проинформировал он. —И какие-то будущие украинские президенты.

— Кто?!

— Мы с ними встречаемся в Киеве, и мне все это очень ненравится, — заключил он. — Давай быстрей. Нам надо это обсудить!

— Обсудить все мы сможем только дома, — сказала Маша. —Здесь… негде.

У них был корпоративный закон — на двоих. '

Он формулировался примерно так: мы всегда воюем на однойстороне. Издатели, журналисты, пиарщики могут быть попеременно то на нашей, тона противоположной, но мы — ты и я — всегда по одну сторону линии фронта. Вэтом весь смысл нашей совместной работы. Никакого другого смысла нет. Еслиисключить эту «фронтовую» составляющую, получится, что ты — просто хорошийработник, а я хороший работодатель. А работников и работодателей полно, и срединих попадаются неплохие. Можно сколько угодно складывать их вместе в разныхвариантах, но из них никогда не получится… боевая единица.

Из Маши Вепренцевой и Дмитрия Родионова получилась.

Поначалу Маша радовалась и недоумевала, почему великий такей доверяет, а потом поняла — доверяет, потому что ему так удобно. Он выбрал еесовершенно рационально и расчетливо, и нет в его доверии ничего личного.Ничего… угрожающего, как это называл Лазарь.

Они делились друг с другом сомнениями, придумывалистратегии, обсуждали дела издательства и предложения журналистов — вдвоем.Потом принималось решение, которого придерживались оба — и он, и она, хотя этовеличины несравнимые, разнокалиберные — великий писатель и какая-то тамсекретарша!

Обсудить — означало переговорить без свидетелей и выстроитькакую-то линию поведения, как всегда, одну на двоих.

В стенах издательства так поговорить было нельзя.

В нагрудном кармане его просторной летней рубахи зазвонилмобильный телефон, и Маша помедлила возле Родионова — если звонок неизвестно откого, отвечать он не станет, сунет трубку ей.

Он посмотрел на номер и нажал кнопку:

— Да. Привет.

Маша все медлила. Он покосился на нее и махнул ей рукой,чтобы шла по своим делам.

Все ясно. Звонок личный, ее вмешательство не требуется.

У нее моментально испортилось настроение. Как будто столбиктермометра упал сразу на несколько десятков градусов.

Было жаркое лето, грянула холодная зима. Ромашки спрятались,поникли лютики.

— Да, сейчас занят. Нет, я сам тебе перезвоню.