Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память - Юрий Невский

«Мне… топор… нужен… бочку! вскрыть! не могу!» – пролязгал, как из ледяного склепа, зубами. От него расходились волны ужаса.

– Ну, бери топор-то. Что же… сразу-то… не взял? Вон стоит, в углу, – подсказал, стараясь сохранить спокойствие.

Серега взял его. Глянул каким-то уже омертвевшим взглядом, обвел освещенное пространство вокруг, видимо, ничего не соображая и не замечая. Вышел, вцепившись в топор… как будто тот вел, тащил его за собой.

Долго напарника не было.

Дурацкое положение.

А он почти распластан под потолком – и не пошевелиться: ненадежная конструкция тут же начинала угрожающе раскачиваться.

Дверь скрипнула… Серега тихо вошел. С ног до головы он был залит серой и липкой кровью.

Брызги залепили ему лицо и волосы, длинными вязкими струйками эта мерзость стекала с топора, с рук его…

– Что… что случилось? – прошептал он сверху, со своего помоста, голосом вмиг севшим, хриплым.

– Я…

– Что ты? что ты мелешь?! ты открыл бочку? где ведро, где краска? я же посылал тебя за краской!

– Я… только что…

Топор он держал, как бы нацеливаясь, прикидывая в руках его тяжесть – и чуть поводя плечами, разминая их, словно лесоруб перед трудной работой. Блуждающий взгляд подернут серой пеленой безумия.

– Ну?!

– Я сщас только… этого козла серого… завалил… топором…

я убил серого человека

После уроков, если какие-то дела, а то и неизбежные размолвки не вклинивались между ними, Надя, Ольга, Света и Ксения вместе возвращались из школы домой. Дружили с первого класса, в который их привели родители по этой дорожке – сколько они прошагали по ней с тех пор! Подросли деревца вдоль нее, тогда только посаженные. Привычный разговор между девчонками, шутки; перескакивали с одного на другое, фразы пружинили тугими колечками так же, как непокорные завитки волос Ольги Туртановой, самой непоседливой из них. От ее неумолкающей болтовни, забеганий то вперед то назад одна суета.

Вот начинает перестраивать девчонок, когда идут, невольно выстроившись «по росту». Самая высокая Светка, за ней Ксения Лапышева, рядом Надя Орешина.

«Ну что, выстроились? опять, да? чтобы над нами все ржали? Диаграмма дураков!» Ольгиному приколу уже сто пятьдесят лет, наверное. Откуда привязалась детсадовская присказка? Почему ей кажется, что вот так, в ряд – со стороны выглядит по-дурацки? Кто придает этому значение? Однако лучше не заводить об этом разговор… Мысли у Туртановой по поводу своего роста порой принимают самое неожиданное направление (и если кто споет при ней популярную одно время, сейчас, слава богу, забытую, песенку: «…о любви мечтает каждый, даже тот, кто ростом мал» – тому будет месть коварная и жестокая).

– …ну, ты знаешь, они со сто тридцать четвертой всегда дерутся! – как раз взахлеб делилась с девчонками очередной историей неугомонная Туртанова.

– Да чего они дерутся? Почему со сто тридцать четвертой? – переспросила Света Сопач.

– У них обычай такой… Их ОМОН каждый год разгоняет. Они уже пятнадцать лет… ну, все пацаны, которые в пятьдесят восьмой учатся, они всегда со сто тридцать четвертой дерутся.

– Пятнадцать лет? – не поверила удивленная Ксюха. – Чего это они не поделили?

– Да они давно когда-то на картошку ездили. Тогда все люди, как ботаники, на картошку ездили. Как запрягут всех, и план давали! И институты ездили! и заводы! и организации! народу – тьма-тьмущая! И эта школа поехала, пятьдесят восьмая! И сто тридцать четвертая поехала. Да всякие там, разные. Прямо на автобусах все так, прикинь?

– Да, круто… – согласилась Света.

– И вот, – продолжила Ольга Туртанова, – там один мальчик из пятьдесят восьмой, он любил девочку из сто тридцать четвертой. А она ему изменила. А он взял у отца обрез. И пришел разбираться. И как шмальнул ту выдру из сто тридцать четвертой. А девочка в костер упала. А он второй патрон – бац! И сам тут же застрелился. И так их вместе потом похоронили…

Хорошо было идти, болтать с девчонками… Надя краем уха слушала разговор подруг. Тяжелый нынче выдался денек. Как будто они рыбы – и всплыли на поверхность из глубин школьных коридоров, нагромождения кабинетов и темных переходов. Оттуда, где обязательно все нужно знать, принимать решения, быть готовым ко всему. А погода разгулялась! Вокруг стремительно носились резвые мальки из первых классов, стучали друг другу по головам пакетами и мешками со сменкой, сваливались в кучу-малу, мельтеша яркими куртками и рюкзачками. А то проплывали мимо солидные скаты-старшеклассники, вели разговоры с таким видом, как будто решают проблемы мирового сообщества. В школьных же коридорах у них хищно обследует свои угодья акула-завуч и, если продолжить сравнение, то и рыба-меч (это химичка, конечно) у них есть… И рыба-пила, дама по английскому. А уж что говорить о медленном и неповоротливом кашалоте-директоре? Наверное, он всасывает всех этих мелких первоклашек, питается ими, вздыхая и отдуваясь, пропуская сквозь усы и выплевывая потом одни ошметки. В школе директора Феликса Альбертовича прозвали, конечно, Железный Феликс. Раньше он был кандидатом в мастера спорта по боксу (в тяжелом весе, конечно). Это довольно полный мужчина, с одышкой, выступающей на залысине испариной, которую он то и дело вытирал огромным платком, про который острословы шутили, что это парашют. Директор, конечно, многое делает для школы. И шефы помогают – проектный институт, работающий на оборонку, довольно богатая организация, он их подключил. И плюс к тому – родителей со связями. Заново оборудуют компьютерный центр, оснащают лингафонный кабинет, спортивные команды выезжают на соревнования в другие города. На все это надо выбить деньги (почему-то так кажется, он их выбивает своими кулачищами… в прямом смысле). Или взять его секретаршу Инну. Блеклая особа неопределенного возраста, лупоглазая, но зато всегда все про всех знает. Настоящая рыба-прилипала.

– И все школы района плакали, наверное, да? – добавила Надя к Ольгиной истории с нескрываемым ехидством.

– А что ты думаешь, конечно! – искренне подтвердила Ольга. – А мальчики из пятьдесят восьмой разобрались с ребятами из сто тридцать четвертой. И так у них с тех пор.

– Вот это любовь, девки, была! – мечтательно вздохнула Ксения.

Ох, вечно у этой Ольги что-нибудь происходит! Например, три девчонки ночевали вместе, у них фумитокс всю ночь работал. И под утро им шепчет Голос. Это был Комариный Царь. Идите на крышу и прыгните! И вот вышли на крышу рано-рано утром, взялись за руки и прыгнули. А ведь девятиэтажка. Насмерть. А фумитокс… это даже не компьютерная игра, как можно подумать, а пластинки от комаров, в розетку включаются, они ими надышались. И так втроем похоронили. И все школы района… и так далее, и так далее.

…Да что твоя пятьдесят восьмая! – воскликнула Света Сопач. – У нас самих, Чеманеева из параллельного рассказывала, Феликс с Инной ГАЗ ДЛЯ ОГЛУПЛЕНИЯ ШКОЛЬНИКОВ в вентиляцию пускают! Потом он по всей школе распространяется. И мы этим дышим. И никакая инспекция проверить это не может!