Озерные страсти - Татьяна Алюшина

А стоны становились все отчетливей и громче, и в какой-то момент Анна поняла, что находится прямо возле источника звука, но не видит никого вокруг.

И вдруг стон повторился так четко и ясно, совсем рядом, но вроде как снизу.

Анюта стояла у края ямы, когда-то давно образованной вывороченным корнем мощного дерева, росшего у большого валуна, скорее всего, рухнувшего во время бури. Дно ямы было завалено сломанными ветками, шишками, высохшими хвойными иголками, наносимыми ветрами и паводками в яму за долгие годы, но сверху этой кучи, выпадая из общей картины давно высохшего, старого сухого лесного мусора, был навален свежий лапник.

И очевидно, что где-то именно под ним и находился человек, издававший страдальческие стоны.

Привалив велосипед к ближайшему сосновому стволу, Аня торопливо спустилась в яму, не самым аккуратным образом – умудрилась зацепиться ступней за выступающий из стены корень, рухнула на попу и, обрушивая вниз лавины сухой земли, перемешанной с песком, скатилась к завалу.

Но это все ерунда, она даже не заметила, быстро раскидала ветки лапника в сторону и замерла, оторопело уставившись на обнаружившегося человека. И было от чего – мужчина лежал как-то неестественно и неудобно: на боку, руки бессильно вытянуты вперед, ноги, наоборот, согнуты в коленях, ступни как-то ненатурально вывернуты, он походил на выброшенную на помойку большую сломанную куклу, а клетчатая рубашка на его груди была залита кровью. И горло, и часть лица, словно его сначала держали вниз головой, пока кровь текла по нему, а потом бросили. И была это совершенно жуткая и абсолютно нереальная картина.

Он снова застонал, и Анна встряхнулась, выходя из заторможенного созерцания. Упала на колени возле раненого, больно оцарапав при этом правую голень, лишь мимолетно обратив на это внимание, и замерла, наклонившись над ним, не зная, что надо делать и как помочь.

– Мужчина! – позвала она.

И потрясла бессильно-суетливо перед собой ладошками, не зная и не понимая, как к нему прикоснуться, издала какой-то придушенный писк со страху – ну невозможно трогать человека, залитого кровью, который так стонет! Осторожненько похлопала его ладошкой по щеке.

– Мужчина, – снова позвала Аня почему-то шепотом.

– Эм-м-м-м… – застонал тот.

И в этот момент она увидела, как из маленькой дырочки на его груди выплеснулась темная, смолянистая какая-то жидкость, совсем чуть-чуть. И ее буквально накрыло холодным страшным пониманием, что эта жидкость не что иное, как кровь.

У нее мурашки побежали по всему телу от этой простой четкой мысли. Анюта рванула со спины свой рюкзачок, торопясь, путаясь непослушными, трясущимися пальцами в завязках, открыла, выхватила полотенце и приложила его к этой маленькой страшной дырочке.

Прижимая полотенце, вдруг вспомнила, что где-то она читала или слышала, что надо обязательно зажать рану и остановить кровотечение, и судорожно пыталась сообразить, как же прижать-то эту рану и вообще что делать дальше. Мужчина застонал громче и протяжней, а Анна окаменела, заметив еще одну такую же маленькую черную дырочку чуть ниже солнечного сплетения, на заскорузлой от подсыхающей крови ткани рубашки.

Накрыв другим краем полотенца и прижав второй рукой и эту дырочку, она смотрела остановившимся от испуга взглядом, как буквально на глазах, за считаные мгновения полотенце пропитывается кровью. И в этот момент Анюта со всей отчетливостью поняла, что одна не справится, и, наклонившись к лицу мужчины, пообещала:

– Я сейчас! Потерпите немножко, я сейчас вернусь! И приведу помощь! Я быстро!

И ринулась выбираться из ямы. Хватаясь за выступавшие из стен щупальца корней, перепачкавшись в земле с песком, она вылезла наверх, вскочила на велосипед и, не разбирая дороги, помчалась как могла к дальнему озеру, к своем пляжику. За помощью.

С обрушившимся на нее шквалом облегчения, от которого на пару мгновений даже что-то ослабло под коленками, высмотрела она фигуру мужчины, стоявшего у кромки воды, и, на всей скорости тормозя у самого края косогора, так что велик аж занесло вбок, Анна проорала, слетая с велосипеда:

– Антон Валерьевич!

Анюта не успела еще прокричать его отчество до конца, а он, сорвавшись с места, уже несся наверх по склону с невероятной какой-то скоростью и поразительной сноровкой, не делая ни одного неловкого или лишнего движения, – плавно, мощно, стремительно.

И, вылетев на косогор, с ходу ухватил обе ее руки, повернув вверх ладонями, выстреливая вопросами каким-то напряженным, четким командирским тоном:

– Ты разбилась? Поранилась? Где? Покажи?

– Я нет, нет, – затараторила Анна, сообразив, что он решил, будто с ней случилась какая-то беда.

– Откуда кровь? – чуть менее напряженно, но тем же строгим командирским тоном задал он очередной вопрос.

– Это не моя, – опустив голову, посмотрела на себя Анна, только сейчас обнаружив, что одежда перепачкана кровью вперемешку с землей, а ладони полностью покрыты красной, уже подсыхающей коркой.

– Там раненый, Антон Валерьевич! – заспешила она с сообщением. – Нужна срочная помощь!

– Так, – коротко произнес он, перехватил у нее руль велосипеда, резко развернул его в обратную сторону, сдернул с себя куртку, в три движения намотал на раму, сел на сиденье и, ухватив Анну за локоть, подтянул к себе.

– Садись, – распорядился он, указав подбородком на раму впереди себя.

Она тут же торопливо уселась, поерзав немного, устраиваясь, и схватилась за руль обеими руками.

– Где? – спросил он.

– В яме у вывороченного корня, что у глыбы такой большой, знаете? – отрапортовала Анна.

– Знаю, – кивнул Северов и, оттолкнувшись ногой от земли, надавив на педали, поехал вперед, распорядившись: – Держись.

Анне казалось, что велосипед прямо-таки летит, уверенно ведомый мужчиной, самым невероятным образом умудряясь объезжать препятствия, не пересчитывая все шишки, камни и упавшие ветки, обоими колесами, как ехала она, когда мчалась к озеру, изрядно отбив копчик.

Они как-то очень быстро оказались у ямы, и, соскочив с велосипеда и сунув руль Анне в руки, Антон Валерьевич снова отдал приказ:

– Стой здесь.

И эдак ловко-быстро, бочком по насыпи склона спустился вниз и присел перед пострадавшим человеком, осматривая того. Всего минуту, наверное, посидел, проверил пульс, приложив пальцы к шее, поднялся с корточек, прихватил с земли позабытый Анной рюкзачок, накинул его на плечо и так же сноровисто-быстро выбрался из ямы.

– Умер, – сообщил он спокойным ровным тоном.

– А-ах! – бросив руль велосипеда, который, издав неуместный в почти полной лесной тишине железный лязг, грохнулся на землю, Анна прижала пальчики к губам.

Распахнув от ужаса глаза, стремительно наполнявшиеся слезами, она отняла пальцы от лица и призналась потрясенным шепотом: