Обитель страха - Дмитрий Леонтьев

– Не буду,- признал я.- Один мой знакомый (весьма высокопоставленный человек в нашем правительстве) как-то сказал: «У нас нет антисемитизма, потому что мы не считаем евреев умнее себя». Может быть, вы в чем-то правы – не знаю… Но ответьте мне вот на какой вопрос: «А где же были вы?!» Их же – горстка. Тысяча, ну две… Перед отъездом из Лондона я встречался с человеком, который только что вернулся из России и слышал, как хвастался господин Троцкий: «Мы добились в Петрограде такой власти, что если прикажем завтра выстроиться всем жителям города на Марсовом поле для получения розог, то девяносто процентов покорно выстроятся в очередь для порки, а десять процентов принесут справки, освобождающие их от наказания по причине слабого здоровья». Так какой же дурак из ваших бывших союзников захочет вмешиваться в заведомо проигрышную партию? Вы бы стали?

– Уел он нас, Савелий Игнатьевич,- грустно сказал Маргиани.- Мы и впрямь слишком привыкли говорить и совершенно отучились действовать. Вот за нас и решают… Государство всегда договаривается с государством. А кто сейчас власть в России? Увы, эта банда… А мы даже не можем сориентироваться, за какую Россию нам сражаться.. Царь отрекся… Временное правительство себя уже показало… Вот и бьют нас по одиночке… Мы проигрываем Россию, господа… И я дорого бы дал сейчас за ответ на извечный русский вопрос: «Что делать?»

– А вы – умный,- неожиданно накрыла мою руку своей ладошкой Стрельникова.- Не ожидала от вас. Такой молоденький… Но ошибиться в человеке в лучшую сторону всегда приятно, не правда ли?

Я покосился на ее мужа. Толстяк был увлечен пожиранием копченого судака, и этот увлекательный процесс поглощал все его внимание.

Осторожно я пожал холодные, ухоженные пальцы рыжеволосой кокетки:

– У меня еще много разносторонних талантов, леди…

– Я в этом не сомневаюсь,- заверила она, не торопясь убирать руку.- Признайтесь, вы же не только журналист, а? Это было бы так романтично…

– Увы, но я всего лишь журналист,- вздохнул я.- Хотелось бы вас заинтриговать куда более романтичной историей, но честность мне дороже бахвальства. Я всего лишь тот, кто сумел убедить хозяев газеты выделить мне сумму для этой поездки и написания серии репортажей. Им это принесет доход, а я, возможно, прославлюсь… Неужели от этого я падаю в ваших глазах?

Она осторожно высвободила свою руку из моих пальцев и, явно потеряв ко мне интерес, рассеянно кивнула:

– Может быть, может быть…

– Ну, если я стал для вас неинтересен, то, может быть, вы расскажете мне про это странное место. Я никогда прежде не бывал в монастырях…

– Я тоже,- призналась она.- Мы с мужем здесь случайно, проездом… Вы лучше расспросите князя или господина Пружинникова – они здесь частые гости… Савелий Игнатьевич, ваш гость интересуется, чем привлекательно это место. Вы с князем лучше осведомлены, не просветите господина журналиста?

И отвернулась, делая вид, что увлечена чем-то на другом конце комнаты.

– Монастырь? – переспросил Пружинников.- О, это очень старая и весьма известная обитель. Его основали еще ученики Александра Свирского…

– Кто это?

– Это один из самых известных русских святых. Его монастырь – явление уникальное даже для мирового масштаба. За всю историю человечества Бог являлся на землю в виде Святой Троицы лишь дважды: Аврааму у Маврикийского дуба и преподобному Александру, который в ознаменование этого события и построил монастырь, знаменитый впоследствии многими чудесами. Кстати, большевики, придя к власти, первым делом похитили мощи святого. Знали, подлецы, что это может быть своеобразным знаменем для объединения… А может, просто боялись, бесы… Вот двое его учеников и построили эту обитель. Место здесь тихое, уединенное, для молитв и пустыннической жизни лучше и не сыскать… Только все равно горя пришлось хлебнуть. И поляки ее жгли, и шведы… А вишь, возрождается, как цветок весной, пробиваясь сквозь песок и камни… Родник здесь есть, освященный и пользующийся славой исцеляющего. Да вы, наверное, его видели там, на горушке. Он и зимой не замерзает… Но главное – монахи… За других не скажу, а лично я люблю здесь бывать. Отец Иосиф – мой духовник..

– И мой! – горделиво вставил князь.

– А что такое «духовник»? – уточнил я.

– Ну, что б понятней было, урежем это слово до «наставника». Хотя молитвы его за духовных детей я бы не назвал менее ценными, чем его наставления… Вам сложно это понять, господин журналист, но эта обитель лично для меня как прообраз всей России. Расположенная в суровом, труднодоступном месте, она хранит свои заветы, свою историю – то великую и мистическую, то страшную и трагичную, но все время возрождается… Здесь живут удивительные люди, принимающие всех, приходящих к ним с добром. А над ними так часто смеются, не понимают и иногда ненавидят, потому что они являются противоположностью безумия мира и не ценят его ценностей. Жить здесь тяжело, но как же сюда хочется возвращаться раз за разом… Понимаете?

– Пока не очень,- признался я.

– Ну и не важно,- махнул рукой Пружинников.- Зинаида Григорьевна, голубушка! Сделайте одолжение: спойте нам что-нибудь, а? У вас это так чудесно получается… А то мы что-то за разговорами о бытности нашей совсем в тоску ударились..

– Да! – горячо поддержал его князь.- И я прошу! Очень прошу!.. Не зря же мы с таким трудом этот инструмент изыскали! – И он вытащил откуда-то из угла припрятанную гитару.

Стрельникова не стала просить себя дважды, пробежалась пальцами по струнам, проверяя мелодичность, и тихим, проникновенным голосом, запела:

…Голубые, как небо, воды,

И серебряных две руки.

Много лет – и четыре года:

Ты и я у Москва-реки.

Лодки плыли, гудки гудели,

Распоясанный брел солдат.

Ребятишки дрались и пели

На отцовский унылый лад…

Трудно и чудно – верность до гроба!

Царская роскошь – в век площадей!

Стойкие души, стойкие ребра,

Где вы, о люди минувших дней?!

Где вы, о люди минувших дней?..

…Ее слушали затаив дыхание. Голос у нее и впрямь был удивительный: мелодичный, чувственный, проникающий до самого сердца…

– …На ревнителей бога Марса Ты тихонько кривила рот. Ледяными глазами барса Ты глядела на этот сброд. Был твой лик среди этих, темных, До сиянья, до блеска – бел. Не забуду, а ты не вспомнишь -Как один на тебя глядел… Трудно и чудно – верность до гроба! Царская роскошь в век площадей! Стойкие души, стойкие ребра, – Где вы, о люди минувших дней?! Где вы, о люди минувших дней?..

Дождавшись, пока смолкнут аплодисменты, я все же предпочел вернуться к интересующей меня теме и спросил:

– А что за сумасшедший живет здесь? Он же не монах… Он не опасен для окружающих?

– Ванечка? – удивился Пружинников.- Он не сумасшедший. Он – юродивый.

– А в чем разница? – не понял я.