Как я была Пинкертоном. Театральный детектив - Фаина Раневская

Услышав новости, Ряжская обозвала Проницалова идейным дураком и категорически запретила мне открывать, даже если он найдет труп Павлиновой под нашей дверью.

Я ужаснулась тому, что мы стали произносить слово «труп» без содрогания.

Это была какая-то новая реальность, в которой убийства совершались не на страницах книг или киноэкране, а в жизни, рядом, и убийства знакомых людей! Еще пару дней назад мы и представить не могли, что такое вообще возможно. Да, преступления случались, люди гибли, но это было не с нами и не на наших глазах.

Люди вообще живут так, словно все хорошее непременно должно случиться с ними, а все плохое с кем-то другим. Наверное, иначе нельзя, иначе сойдешь с ума, но, когда такое происходит (преступление, а не безумие), оказывается, что это просто! Что человека, с которым ты еще вчера разговаривала, любила или не любила, довольно хорошо знала, вдруг может не стать по чьей-то злой воле.

Смерть – это одно, а преступление – совсем иное.

Мы оказались свидетелями второго и были просто раздавлены им. Сохранить при этом способность размышлять здраво и не подличать удалось не всем, больше того – немногим.

Шепот Ангелины в темноте прозвучал зловеще:

– Руфа, о чем ты думаешь?

– Я сплю.

– Неправда, ты не спишь.

Пришлось сознаваться, что размышляю о том, кому же так досадила Любовь Петровна, чтобы отправить ее за борт. Кто так не любил Приму?

– А кто ее любил? – задала почти риторический вопрос Ряжская. Риторический, поскольку в мире вообще не любят Прим. То есть любят, но зрители, и со стороны, а вот те, кто рядом, или завидуют, или тихо ненавидят, что, впрочем, одно и то же.

Моя защитница Ангелина

Услышав такие рассуждения, Ангелина не согласилась:

– Разве ты ее не любишь? Может, и не любишь, но не настолько, чтобы головой в пруд.

– В реку, – невольно поправила я.

Ряжская права, даже если отвлечься от зависти и прочих нюансов, кому Любовь Петровна могла настолько мешать?

– Проницалов Агату Кристи не читал, но сообразил, что нужно понять, кому смерть Павлиновой была выгодна. И попросил меня помочь, поскольку я лучше знаю труппу.

– Давай подумаем, – согласилась Ангелина, и мы принялись думать.

Но думать лежа оказалось неудобно, пришлось сесть.

Мало того, Ряжская внесла заманчивое предложение:

– Давай перекусим, чтобы были силы думать?

Конечно, кушать посреди ночи крайне вредно для фигуры, но если вспомнить, что у человека лет до двадцати растет позвоночник, а потом преимущественно живот и ж…, а лично мне двадцать минуло давным-давно, то не все ли равно?

Ангелина разложила шесть сваренных вкрутую яиц (кок помог, сварив по ее просьбе), хлеб, масло, неполную банку клубничного варенья (мы перекусывали не в первый раз), налила из термоса (ее гордости, которую Ряжская берегла как зеницу ока) чай, и мы принялись одновременно жевать и разбираться с ситуацией.

Не правы те, кто утверждает, что пищеварительный и умственный процессы мешают друг другу. Нам вот не мешали, мы ели с аппетитом, и еще каким!

Разбор устроили по классической схеме – сначала попытались определить основной мотив убийства. Просто так никто никого не убивает, во всяком случае, в детективных романах, а им мы верили даже больше, чем обещанию Суетилова выплатить командировочные вовремя.

Мотивов убийств в классике не так много. Убивают из-за денег, ревности, зависти, из мести, ну и еще по каким-то неизвестным причинам. Неизвестные причины мы решили пока не рассматривать.

Деньги Любовь Петровна за пазухой не носила, потому ограбления быть не могло. Конечно, у нее были бриллиантовые серьги, кольцо, даже два, но, немного подумав, мы этот мотив отмели, решив поискать более действенные. Правда, за такой мотив говорило отсутствие чемодана, но тот могли стырить позже, уже после убийства.

Вообще, Павлинова так легко относилась к деньгам, что, глядя на нее, верилось, что не в них счастье. Но стоило отвести взгляд, как сомнения возвращались. Счастье, может, и не в них, но их отсутствие счастье портит, несомненно.

Ревность исключалась. У Павлиновой дома остался муж, брак с которым был крепким, несмотря на ее мимолетные (и не очень) увлечения. Просто Любовь Петровна прекрасно понимала, что, разведись она с Вадимом Сергеевичем, завтра же станет ничем – тот был знаменитым критиком и деятелем культуры: две-три разгромные статьи – и актрисе конец. Конечно, Павлинову ценил САМ, но еще больше САМ ценил ее мужа. Вадим Сергеевич был мерилом и подсказчиком для САМОГО – это следовало учесть.

Конечно, у Павлиновой бывали романы, обычно в собственном театре (я даже подозревала, что Вадим Сергеевич нарочно устраивает в наш театр на роли героев-любовников тех, кто станет настоящим любовником жены, это удобно – супруга все время под присмотром). В последнее время такую роль исполнял туповатый красавец Бельведерский. Никто не знал его имени, все звали даже в глаза Аполлоном, впрочем, Бельведерский не возражал. Но перед гастролями Суетилов, оправдывая фамилию, подсуетился, и ходячая статуя Аполлона с одноименной фамилией осталась в Москве.

Остальные о Вадиме Сергеевиче помнили и святость брака чтили.

Да, честно говоря, Любовь Петровна уже не была столь привлекательна, чтобы рисковать своей шкурой ради легкого романа с ней.

Итак, нажива и ревность отпадали.

Пока обсуждали такие буржуазно-обывательские мотивы, от вареных яиц осталась одна скорлупа. Но и под хлеб с маслом и вареньем тоже неплохо рассуждалось.

Следующим пунктом была зависть.

Здесь простора оказалось куда больше. Любови Петровне завидовали многие. Не все одинаково, не все по-доброму, многие льстили в глаза и змеями шипели вслед. Она об этом знала и смотрела свысока.

– Ты не убивала Любовь Петровну, я тоже, – для начала определила Ряжская, щедро накладывая варенье на кусок булки с маслом и ловко слизывая вознамерившуюся покинуть бутерброд каплю сиропа. – Уже два человека долой.

– Можешь вычеркнуть еще двоих – Суетилова и Тютелькина. Им проще видеть Любовь Петровну живой и терпеть ее капризы, чем метаться вот так, как сегодня. – Я не стала рисковать и отправила варенье прямо в рот.

– Да. Остальные под подозрением!

Банка еще не опустела, а мы уже вычеркнули всех оркестрантов во главе с дирижером Обмылкиным, потом Гваделупова, Подкатилова и еще нескольких актеров, которым Павлинова не мешала своим существованием ничуть.

Конечно, были актрисы, постоянно интригующие против Любови Петровны, но это закон женского сосуществования на общей территории. Женщины ведь разные, одним для хорошего самочувствия нужно чье-то обожание, а другим скандалы.