Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта - Андрей Степанов

Синькин положил в рот еще одну тарталетку и, немного подумав, вбил заголовок:

Как только пост повис в сети, Тимоша подал кофе по-турецки.

– Умница, – одобрил высокий гость, отхлебнув из чашки, – то, что надо. Еще коньячка тридцать пять граммов добавь. Но не больше, андестенд?

– Йессэр!

После коньячка куратор пришел в безоблачно-благодушное настроение, в котором его и застал звонок губернатора.

– Кондрат Евсеич?

– Аушки! А чего так неласково-то, Андрюш? Евсеич… Давай-ка сразу договоримся: отчество мое, голуба, забудь отныне навсегда. А то гляди – обижусь.

– Забыл, забыл. Как выспался?

– Отлично. Спасибо, дорогой. Светлое будущее нашего города всю ночь снилось. А утром осматривал с балкона его настоящее.

– Понравилось?

– Это я тебе лично расскажу, при встрече. Когда повидаемся-то, друже?

– Скоро, Кондраша, скоро. Через полчаса заберу тебя. Поедем океанариум смотреть, как договаривались. Жди!

– Жду!

Куратор снова зашел в свой блог и обнаружил, что на пост слетелось уже тридцать комментов. Первой шла краткая реплика от юзера gosha – дизайнера Гоши Достоевского: «Инструкции?»

Кондрат тут же принялся отвечать ему в личку:

Очень довольный, Кондрат отправил письмо и быстро просмотрел комменты к посту. Они содержали в основном поздравления, которые куратор проигнорировал. Пожеланий обнаружилось только два: завесить город доброй социальной рекламой и поярче раскрасить старые дома. Первую идею Кондрат благословил («Правильно, мы же цивилизаторы, блин!»), о второй обещал подумать («Проще все снести на хрен… Посмотрим по деньгам»).

Вскоре подоспел и креатив от Достоевского. Кондрат быстро, не читая, распечатал его на принтере в примыкавшем к столовой кабинете и сунул в голубую папочку с белым медведем.

Тут в столовую бесшумно вошел губернатор Детка.

– Привет, Андрюша, будь как дома! – широко улыбнулся Кондрат. – Выпьешь?

– Ехать пора, дел много.

– Тридцать пять граммов – и едем.

– Ну разве что тридцать пять.

– Тимоша, сообрази! – мигнул Синькин батлеру.

Губернатор и директор арт-центра вышли с рюмками на балкон.

– Ну, как тебе город? – спросил Андрей Борисыч.

Синькин посмотрел на послушно перевернувшийся в коньячной рюмке Прыжовск и ответил:

– Да как сказать… Сам-то он растянут, но центр ничего: компактный и построен, в общем, грамотно. Домишки, само собой, серые, неказистые, но этому горю мы поможем. Первый пункт нашей программы – красивизация некрасивых домов путем жизнелюбивого раскрашивания. Если, конечно, не найдем денег на снос и переселение.

– Посмотрим, посмотрим… А раскрасить – мысль хорошая.

– Но совсем без перемещений, Андрюша, не обойтись. – Синькин еще раз оглядел город и спросил, указывая на самый центр рюмки: – Вот скажи, что это там посередине за трубы торчат?

– Завод оборонный. Кормилец наш.

– Придется убрать на окраину. В центре не должно быть ничего, кроме развлечений. Город, Андрюша, – это бизнес по хорошему проведению времени. Все остальное следует прятать, как женщины прячут нерыночные части тела.

– Мысль богатая, обсудим по дороге. Ну, поехали!

Губернаторский лимузин спустился с горы, выехал из леса и двинулся вдоль берега небольшого озера. На его противоположной стороне высился белый куб с панорамными окнами на верхнем этаже. Дом тихо отражался в неподвижной воде, и от всей картины веяло прямо каким-то вечным покоем.

– Это что такое? – спросил Кондрат.

– Как что? – удивился Андрей Борисыч. – Прыжовский Дом художника. Тот самый, куда ты обещал сходить с открытым забралом. Когда пойдешь, кстати?

– А, точно, вспомнил! Обязательно схожу на днях. Тем более красота такая. Надо прикинуть, что с ним делать, с красивым таким.

Когда проезжали по промышленному району, Синькин говорил Детке:

– Если честно, Андрюша, я сначала думал, что городок придется сносить к свиньям и полностью перестраивать. Однако, слава богу, ошибся. Почти ничего ломать не будем, так что ты не волнуйся. Фасады покоцанные раскрасим – и ладушки.

– А когда ты мне свои идеи расскажешь?

– Уже рассказываю. Красивизация – это первая идея. А вторая – вывески поменять. Ну скажи ты на милость, вот это что такое?

И Синькин показал на длинное безнадежно-серое бетонное здание, поднимавшееся над таким же серым бесконечным забором.

– Завод «Прыжтяжмаш», тот самый наш кормилец, – ответил губернатор.

– «Прыжтяжмаш». Убиться веником! Ну разве ты сам не чувствуешь, Андрюша, как душа человеческая пищит, придавленная этим названием? А назови его «Пушинка», а покрась этот барак в розовый цвет, а пригласи граффитчиков ограду расписать – что будет?

– Что?

– Люди к тебе потянутся, вот что. Потому что увидят твою заботу о городской среде и об их настроении. И для кармы хорошо.

– А ты что… веришь во все такое? В карму?

– Ну, не то чтобы верую. Я, вообще-то, агностик-одиночка. Но с высшими силами, Андрей, ссориться не стоит. И ты, как губернатор, должен это понимать лучше нас всех.

Обогнули привокзальную площадь, подъехали к океанариуму и вышли из машины на набережную. Кондрат глубоко вдохнул чистый речной воздух и, задрав голову, стал всматриваться в барельеф на верхнем Парфеноне.

– Крутая хата! А что тут раньше было?

– При Сталине – Дворец культуры водников. Это, кстати, наша река, познакомься, Ловча называется. Потом дворец закрыли. В девяностые пустили сюда барахолку, а в начале двухтысячных устроили океанариум. Рыбы, тюлени, котики, крабы, акулы, каракатицы – кого тут только не было. Настоящий дикий капитализм.