Железная леди - Кэрол Нелсон Дуглас

Мы закончили завтракать, каждый в свое время, и поднялись наверх, чтобы пообщаться с больным. Он лежал на постели, по-прежнему смуглый, но при этом бледный какой-то потусторонней бледностью. Похоже, схлынувший жар смыл с него также всю решимость.

Софи уже выполнила свою важную миссию – взбила повыше подушки, так что гость мог разговаривать с нами без неудобства. Несмотря на белоснежную ночную рубашку, которая была на нем, или же благодаря ей, его кожа выглядела еще темнее, хотя в глазах пропал неестественный болезненный блеск.

Он заговорил на великолепном, изысканном английском, пока остальные молча изучали его необычную внешность:

– Прошу прощения, что вам пришлось принять меня в своем доме. Служанка говорит, вы подобрали меня, когда я упал без сознания на мостовую рядом с собором Парижской Богоматери.

Ирен прервала его:

– То есть вы говорите и по-французски, поскольку наша служанка не знает английского.

Он уставился на мою подругу, удивленный столь напористым ответом на его первые слова извинения, но потом продолжил на языке этой страны:

– Да, мадам, я говорю по-французски. Но на любом языке я должен извиниться за то, что невольно воспользовался милосердием незнакомых людей. Не могу представить, что за слабость на меня накатила.

– Неужели? – В голосе Ирен не было и тени милосердия. – Ну-ну, сэр. Вы лукавите.

– Л-лукавлю?

– Что ж, как говорят в народе, вы попросту врете. Или, во всяком случае, намеренно вводите нас в заблуждение. Ведь раньше вы уже страдали от сильной лихорадки.

– Но не в этом климате, а гораздо южнее. Поэтому вы обвиняете меня в обмане, мадам? – Он скорее недоумевал, чем пытался оправдаться.

– Не только. То же самое касается вашего утверждения, что мы для вас незнакомые люди.

– Но… – Он взглянул на Годфри и Ирен с несколько печальным сожалением: – Так и есть.

– А мисс Хаксли? Вы много раз звали ее по имени, будучи в бреду. – Ирен указала на меня в тот момент, когда мне больше всего хотелось провалиться сквозь доски пола и оказаться внизу, в безопасности. – Что ей теперь прикажете о вас думать, раз вы считаете ее «незнакомкой»?

– Послушай, Ирен, – пролепетала я, – джентльмен абсолютно прав.

Худое лицо мужчины застыло, как у солдата на параде:

– Вероятно, я наговорил много ерунды во время бреда. Не зря же подобное состояние называют бессознательным.

– Напротив. – Ирен поставила стул поближе к кровати, чтобы было удобнее допрашивать жертву. – Вы не забыли ни слова из того, что говорили в полузабытьи. Но дело в том, что на здоровую голову вы намерены все отрицать.

– Не смею судить вас за то, что считаете меня лжецом и негодяем, принимая во внимание обстоятельства, при которых вы меня нашли. Верните мне одежду, и я уйду.

– О, мне хватает благоразумия вас не послушаться, – проговорила Ирен. – Вы слишком больны.

– И так вы обращаетесь с больным, мадам?

– Так я обращаюсь с лукавым человеком, сэр, здоровым или больным. Если вы не ответите откровенно на мои вопросы, мне придется выбивать правду из мисс Хаксли.

Глаза пациента сверкнули с новой силой:

– Не знаю, какое положение занимает эта несчастная леди в вашем доме, но она не должна страдать от подобной несправедливости.

– Я так и думала. Вы стараетесь защитить ее – и сейчас, и когда скрываете правду о себе.

В комнате воцарилась тишина. Годфри наблюдал за обменом репликами с тем же острым вниманием, с каким следил бы за перекрестным допросом соперника-адвоката, будто пытаясь прочесть между строк. Мне самой стало стыдно из-за грубых нападок Ирен. Однако ей удалось пронять гостя. Я впервые увидела румянец на его смуглом лице.

Мужчина вздохнул.

– Вы переоцениваете рыцарство, на которое я способен в данный момент своей жизни, – устало произнес он. – Гораздо ближе к истине, что я стараюсь защитить себя.

– И не раскрыть свою личность, – подсказала Ирен. Она улыбнулась и откинулась на спинку стула: – Мой дорогой сэр, за последние часы вы избежали ужасной насильственной смерти вследствие покушения. Может ли правда о вас быть хуже подобной судьбы?

Выражение его лица стало горше черного кофе, который потребляли по утрам по общей противной привычке Ирен и Годфри.

– Правда почти всегда хуже смерти, особенно для того, кто жил по другую сторону занавеса между Востоком и Западом.

– Ага. – Ирен со счастливым видом заерзала на стуле. – Наконец-то история. Начните с того, кто вы такой.

– Может быть, раскроете сначала свое имя?

– Хороший вопрос. Я считаюсь покойницей, сэр, но вы можете звать меня мадам Нортон. А этот блестящий джентльмен – мой муж Годфри, также считающийся мертвым. Мисс Хаксли вы знаете, и ее возможная смерть, как и прочие безобразия, никогда не стояла на повестке дня. Поведение мисс Хаксли безупречно. Ее положение в этом доме таково: она строгий хранитель собственности, а также ужасный тиран.

– Вы меня разыгрываете, – пробормотал бедняга.

Годфри передвинулся и остановился у комода, чтобы быть поближе к кровати:

– Моя жена всегда говорит серьезно и правдиво, но часто ее слова, как и речи оракула, бывают двусмысленны. Она имеет в виду, что мы с ней ошибочно считаемся умершими и что мы не стали исправлять эту ошибку. Хотя в моем случае это не имеет значения, потому что я и так был безвестен до того, как произошло недоразумение, в результате которого нас объявили погибшими.

– Но, – мужчина впервые за все время посмотрел мне в глаза, – правда… что мисс Хаксли является ужасным деспотом в вашем доме, как заявляет ваша супруга?

– Мисс Хаксли – полноправный член нашей компании, но иногда ее строгие стандарты пугают мою жену… В общем, я полагаю, Ирен всего лишь желала выудить у вас информацию, которую вы предпочитаете оставить при себе.

– А что за преднамеренная смерть, которая, по мнению мадам, мне грозила?

Ирен не стала тратить лишних слов.

– Яд, – объявила она. – Введен посредством шляпной булавки. Вас инфицировали в толпе перед собором Парижской Богоматери, но, как мне представляется, хроническая лихорадка помешала токсину распространиться, выведя его из тела вместе с потом, прежде чем был причинен вред.

Мужчина рассмеялся:

– Да уж, цивилизованным токсинам трудно навредить организму, который свыше десяти лет дышал воздухом адских равнин Афганистана и Индии. Теперь у меня в венах больше хинина, чем крови.

Годфри нахмурился и поставил другой стул в ногах кровати:

– Известие о попытке покушения не слишком вас удивило?

Карие глаза вспыхнули на исхудалом темном лице:

– Жизнь в Индии – не на манер белых колонизаторов с их изолированными поселениями и прохладными горными стоянками, а по образу местных, – это в своем роде попытка самоубийства, причем гораздо более серьезная, чем отравленная шляпная булавка, сэр.