Проклятый эксперимент. Магиня - Вера Чиркова

Примчавшийся следом Барент не сводил с черной плети ожидающего взгляда и хрипло выдохнул, когда она, еле заметно покачиваясь, как готовая к нападению гадюка, замерла возле лица Экарда. А после осторожно, как бы пробуя на вкус, скользнула кончиком по его щекам, губам, потрогала рассыпавшиеся волосы и наконец застыла, словно в задумчивости. А потом внезапно исчезла, растворившись в утреннем свете клочком тумана.

Из толпы обступивших отшельника магов донеслись разочарованные вздохи, кто-то тихонько присвистнул, но все сразу засуетились, задвигались, пропуская вперед воздушников, готовых начать поиски и расширение прохода.

И вдруг плеть появилась снова, но теперь она была полупрозрачная и зеленоватая, а в свернутом, как кулачок, кончике несла скрученный трубочкой листок бумаги.

Экард выхватил его стремительно, словно ястреб зазевавшуюся мышку, но разворачивал бережно, хотя окружившие его маги видели, как дрожат руки отшельника. И предпочитали думать, что от нетерпения. А через мгновение и сами замерли в томительном ожидании, следя за напряженным взглядом магистра, торопливо бегающим по строчкам.

И лишь когда Экард, с трудом проглотив непонятно когда вставший в горле комок, словно обмяк и, отвернувшись, на миг закрыл глаза, справляясь с внезапно накатившей слабостью, зашевелились, зашумели, скрывая облегченные вздохи.

— Отвар будешь? — сунул кружку в руку отшельника Ильтар, а взамен деликатно потянул из его рук листок. — Можно посмотреть?

— Читай вслух, — разрешил магистр, нашел взглядом в толпе Барента и еле заметно, одними губами, успокаивающе ему улыбнулся.

— Выспись хоть денек, — огорченно глядя на осунувшееся лицо любимой, осторожно предложил дорин, но магиня лишь виновато улыбнулась:

— Не могу… снятся родители. И Экард, и матушка с дорином. Я все время представляю, как им скажут обо мне… матушка ведь свалится. Она и так последнюю зиму часто болела, да и невеселая какая-то стала, разве я могла подумать, из-за чего! И про Дили тоже думаю, она знаешь какая мнительная? Будет думать, будто я из-за нее попала в ловушку. Иди, я буду вставать.

Дорин нежно ей улыбнулся и послушно вышел из комнаты. Не стоит спорить из-за мелочей, если он хочет сохранить ее доверие. Он и так получил несказанно много, а ведь всего несколько дней назад даже надеяться на такой поворот судьбы не мог. Думал, придется не одну луну, а может, и год доказывать жене свою любовь в надежде на ответные чувства. А когда понял, что давно и преданно любим, даже не сразу постиг ценность свалившегося на него дара. Только поздно ночью, рассматривая доверчиво прижавшуюся к его плечу девичью головку, вдруг со всей полнотой осознал, насколько счастлив.

И пусть за возможность лежать рядом с женой, обнимать ее и целовать все, до чего можно дотянуться через вырез строгой ночной сорочки, заплачено клятвенным обещанием спать в одежде, это ничуть не уменьшало переполняющего его блаженства. Тайдир твердо знал, что теперь, когда они разобрались в своих заблуждениях и ошибках, он больше никогда не позволит и тени сомнения встать на пути его семейного счастья.

И больше не имеет никакого значения, когда он настанет, тот райский день, когда между ними больше не будет ни тайн, ни нескольких слоев смятой жадными руками ткани, главное, он неминуем, как рассвет, как летняя гроза и сияющий в небе мост радуги. Как все, уже имеющееся у них, и загаданное на много-много лет вперед.

— Я приготовил завтрак, — вынырнул откуда-то Зелен и замер, рассматривая темного.

Сложный выбор, который он сделал несколько дней назад, решившись на сговор с этим человеком, так похожим на его прежнего хозяина, но почему-то лишенного светлого сияния ауры, оказался верным. Хозяйка хотя и говорила с Зеленом строго, но настоящей злости в ее голосе он не услышал. Да и, как убедился позже, новые хозяева стали намного веселее и добрее, после того как решили снова жить вместе.

Хотя комнат в убежище Миттена достаточно, нужно только открыть туда проход, намертво перекрытый выдвинувшейся из стены плитой, когда Зелен однажды съел не ловушку, а отпирающее заклинание. Однако пока мохнатый хитрец не хотел рассказывать об этом хозяевам, в надежде на особую награду. Вернее, на разрешение хоть разок выйти наружу. За долгие годы, какие Зелен просидел здесь в одиночестве, он успел изучить убежище до малейших деталей, знал каждую щель и камень, каждую вещицу в комнатах и веточку в саду. И давно нашел себе развлечение — забираться в холодный дымоход и рассматривать крохотные звезды. Очень скоро скучающий без друга прислужник заметил, что они каждый вечер понемногу сдвигаются в сторону, пока не исчезнут вовсе, зато на их место выползают другие. Иногда мелкие и медленные, иногда яркие и быстрые. За это время у Зелена появились среди них любимчики, и постепенно окрепло желание выбраться туда, где заканчивается дымоход, и посмотреть, куда же звезды уходят и почему возвращаются всегда с другой стороны.

— Спасибо, — светло улыбнулся новый хозяин. — Надеюсь, ты снова испек пирог с рыбой?

— И пирог, и булочки с вареньем, — важно сообщил прислужник и решил попытаться воспользоваться хорошим настроением хозяина: — А можно задать вопрос?

— Конечно.

— Я слышал, хозяйка хочет отсюда уйти…

— Ты боишься, что мы вас оставим? — по-своему понял просьбу Тайдир. — Не волнуйся. Мы возьмем вас с собой, и тебя, и твоего Рыжака вместе с его клеткой. У меня большой замок и огромный сад, и пруд в нем тоже есть, тебе понравится. А Рыжака поселим на кухне, думаю, кухарки его полюбят.

— Я только хотел… — заикнулся мохнатый и тотчас смолк, решив пока ни от чего не отказываться, а сначала выяснить, что такое замок и пруд и кто такие кухарки, а потом еще посоветоваться с Рыжаком.

— Ну, думай, — подмигнул ему темный и ринулся навстречу вышедшей из спальни хозяйке, которую теперь почему-то начал водить везде, как больную, крепко обхватив руками, хотя Зелен больше не видел ни одного рваного пятна в ее ауре.

Наоборот, та стала еще ярче и сияла теперь чистым светом, слегка бледнеющим после тренировок в пещере, которую Миттен называл залом испытаний.

— Сначала позавтракаем, — предупредил дорин жену, решительно уводя ее от надоевшей ему за последние дни широкой круглой кушетки, которую Лиарена считала почему-то диваном. И просиживала на ней все свободное от отдыха и тренировок время, отправляя на поверхность сигналы Экарду и магам.

Хорошо хоть сил это отнимало у нее с каждым днем все меньше, теперь она могла спокойно разговаривать или читать записи Миттена, болтая где-то в далеком небе черной днем и светящейся ночью плетью. Иногда магиня сворачивала плеть в буквы, иногда посылала наверх вымпелы с сообщениями, написанными на разорванном на куски постельном белье, благо его у Миттена оказался внушительный запас.

Как Тайдир успел убедиться, его предок вообще был на удивление запасливым и хозяйственным человеком, и это как-то не соответствовало записям, оставшимся о нем в семейных архивах. Дорин собирался выяснить истину, но позднее, когда они окажутся дома. А в своем возвращении Тайдир не сомневался после того, как жена и Зелен объяснили ему, как устроено убежище отступника. И даже если маги их не найдут и не помогут, Лиарена скоро и сама с помощью прислужника сможет снять последние заслоны, поставленные первым хозяином этого места.