Драконья гавань - Робин Хобб

От Детози, смотрительницы голубятни в Трехоге, — Эреку, смотрителю голубятни в Удачном

Три отправленных сегодня птицы несут приглашения на свадьбу от торгового семейства Дэлфин. Список предполагаемых адресатов в Удачном прилагается. Если какая-нибудь из птиц подведет, пожалуйста, проследи, чтобы копия приглашения была доставлена каждому.

Поскольку свадьба состоится уже скоро, с доставкой надо поспешить.

Эрек, позаботься о том, чтобы приглашения были доставлены как можно скорее, а не то, боюсь, гостей позовут праздновать рождение ребенка прежде, чем они прибудут на свадьбу! Традиции в Трехоге соблюдаются уже не так строго, как раньше. Кое-кто винит в этом татуированных, но эта пара родилась и выросла в Дождевых чащобах!

Детози

Гест нависал над Седриком, глядя на него сверху вниз, и его красивое лицо искажала презрительная усмешка. Он с досадой покачал головой.

— Ты терпишь неудачи, потому что недостаточно стараешься. Когда доходит до дела, ты вечно пасуешь перед трудностями.

В сумраке тесной каюты Гест казался крупнее, чем на самом деле. Он был обнажен по пояс, и темный треугольник густых курчавых волос на груди обрамляли широкие плечи и мышцы тренированного тела. Живот над ремнем элегантных брюк был плоским и твердым. Седрик смотрел на него с вожделением. И Гест это знал. Он засмеялся коротким, низким и злым смешком и снова покачал головой.

— Ты ленив и слаб. Ты никогда не был мне парой. Я даже сам не понимаю, зачем вообще связался с тобой. Наверное, из жалости. Вот ты стоишь, такой слезливый и робкий, и нижняя губа дрожит от одной мысли о том, чего ты никогда не получишь. О чем ты даже не осмелишься попросить! И вот я прельстился мыслью просветить тебя, — сипло засмеялся Гест. — Что за пустая трата времени. В тебе не осталось ни капли вызова, Седрик. Мне больше нечему тебя учить, а у тебя я никогда и не мог ничему научиться. Ты же всегда знал, что однажды этот день настанет! И он настал. Ты мне надоел. Меня утомил и ты сам, и твое нытье. Мне опостылело платить тебе жалованье, которого ты едва ли заслуживаешь, надоело, что ты живешь за мой счет, словно пиявка. Ты презираешь Реддинга, верно? Но скажи, чем ты лучше него? У него, по крайней мере, имеется собственное состояние. Он хотя бы может сам за себя платить.

Седрик зашевелил губами, пытаясь ответить. Пытаясь рассказать ему, что все же совершил кое-что значительное, что драконья кровь и чешуя сделают его богачом и он будет счастлив разделить свое состояние с Гестом.

«Не бросай меня, — хотел сказать он. — Не рви со мной сейчас, не связывайся с другим, пока меня нет рядом, чтобы хотя бы попытаться тебя переубедить».

Его губы двигались, горло напрягалось, но звук никак не мог прорезаться. Только капли драконьей крови стекали по подбородку.

И было уже слишком поздно. Реддинг оказался здесь. Реддинг с его пухлыми, как у шлюхи, губками, короткопалыми ладошками и жирными золотистыми локонами. Реддинг стоял рядом с Гестом, легонько поглаживая пальцем его обнаженное предплечье. Тот обернулся к нему с улыбкой. Внезапно прикрыл глаза веками в так хорошо знакомой Седрику манере, словно падающий на добычу ястреб, накинулся на Реддинга и поцеловал его. Теперь лица Геста не было видно, зато растопыренные пальцы Реддинга, словно морские звезды, распластались по его мускулистой спине, притягивая к себе.

Седрик пытался закричать, так, что даже горло заболело от напряжения, однако изо рта его не вырвалось ни звука.

«Они обидели тебя? Мне убить их?»

— Нет!

Звук прорвался внезапным криком. Седрик дернулся и проснулся на влажной от пота постели в маленькой душной каюте. Вокруг все тонуло во мраке. Ни Геста, ни Реддинга. Только он сам. И маленькая медная драконица, которая настойчиво толкается в стены его сознания. Он смутно ощущал ее вопрос, ее бестолковую тревогу за него. Седрик отмел мысленную связь, крепко зажмурился и зарылся лицом в сверток, служивший ему подушкой.

«Просто скверный сон, — сказал он себе. — Всего лишь кошмар».

Но этот кошмар был из тех, что слишком похожи на правду.

Приходя в уныние, Седрик порой задумывался, не захотел ли Гест на некоторое время избавиться от него. Возможно, его выступление в защиту Элис дало Гесту долгожданный повод отослать его подальше.

Усилием воли Седрик мог воскресить в памяти те времена, когда между ними все еще только начиналось. Его привлекали спокойствие и сила Геста. Порой в его сильных объятиях юноше казалось, будто он наконец-то нашел безопасное убежище. И сознание того, что это убежище существует, придавало Седрику сил и смелости. Даже отец заметил перемену в нем и сказал, что гордится человеком, которым становится сын.

Если бы он только знал!

Когда же сила Геста из убежища превратилось для него в тюрьму? Когда на смену уюту и защищенности пришел страх, что она обернется против него? Как же он не заметил, насколько все изменилось, насколько Гест перекроил его самого? Теперь он признал, что все заметил. Все он понимал. Однако же слепо ковылял дальше, находя оправдания жестокости и пренебрежению Геста, виня в размолвках себя самого, притворяясь, будто все еще может вернуться на круги своя.

А было ли когда-нибудь все настолько прекрасно? Или же это была мечта, которую он выдумал для себя сам?

Седрик перекатился, упал на подушку и закрыл глаза. Он не станет думать о Гесте и о том, что их некогда связывало. Он не станет останавливаться мыслью на том, во что превратились их отношения. Сейчас он не в силах даже вообразить, как у них все будет хорошо. Должна же быть какая-нибудь мечта получше. Жаль, что он не знает, какая.

— Ты не спишь?

Он спал, но уже проснулся. В приоткрытую дверь каюты Седрика проникал свет. Обрисованный им силуэт наверняка принадлежал Элис. Конечно же. Седрик вздохнул.

И, словно этот вздох послужил приглашением, она вошла в каюту. И не закрыла за собой дверь. Прямоугольник света упал на пол, озарив сброшенную одежду.

— Здесь так темно, — извиняющимся тоном произнесла Элис. — И душно.

Она имела в виду — «вонюче». Седрик вот уже трое суток почти не выбирался из каюты, а когда все-таки выходил, ни с кем не разговаривал и старался поскорее вернуться в постель. Дэвви, ученик охотника, приносил ему еду, а затем забирал обратно. Поначалу боль мешала ему ощущать голод. А теперь он был слишком подавлен, чтобы есть.

— Дэвви говорит, тебе вроде бы стало получше.

— Не стало.

Почему она не может просто уйти? Он не хочет с ней разговаривать, не хочет ни с кем делиться своими тревогами. Хватит с него Дэвви, который докучает ему надоедливыми вопросами и охотно повествует о собственной ничем не примечательной жизни. С чего он вообще взял, будто в свои тринадцать успел совершить нечто, интересное кому-то, кроме него самого? Все уклончивые рассказы мальчишки, похоже, подводили к одной и той же мысли, которую слушатель никак не мог уловить, а сам он — толком изложить. Седрик подозревал, что Карсон подсылает ученика шпионить за ним. Он дважды просыпался и обнаруживал, что охотник молча сидит у его постели. А один раз, вырвавшись из кошмара, он открыл глаза и увидел его товарища, Джесса, устроившегося рядом на полу. Седрик понятия не имел, с чего все трое так им заинтересовались. Если только не разгадали его тайну.