Непокорная тигрица - Джейд Ли

22 февраля 1880 г.

Сестра Мэри заставила меня записывать все мои грехи. Она хочет, чтобы я покаялась во всем на бумаге и попросила прощения у Господа нашего милостивого, Иисуса Христа. Вот мои грехи.

Я ненавижу Сюзанну. Эта девчонка считает, что она лучше меня, потому что у нее есть мать, которая навещает ее. Она не сирота. Но ведь у меня тоже есть отец. Моя мама похоронена на кладбище возле часовни, а мой папа подарил мне кольцо с жемчужиной, когда последний раз приплывал в наш порт. И еще он подарил мне куклу, которую привез из Индии. Это самая красивая на свете кукла. У меня есть отец, и он жив, слышите, жив. Поэтому я и ненавижу Сюзанну.

Я терпеть не могу читать Библию. Мне нет никакого дела до того, что Иисус исцелял больных и излечивал калек, так что потом они снова могли ходить. Все это происходило давным-давно и далеко от Китая. Он больше никому не помогает. Молюсь я или нет, но мне все равно приходится вычищать блевотину, вытирать мочу и еще много чего похуже. Так зачем я буду изучать деяния того, кто уже давно умер и больше никому не помогает?

Как плохо, что я белая! Китайские девочки приходят сюда и сидят рядом со своими матерями. Они перемешивают в чанах белье и играют со своими братьями и сестрами. Они не грязные язычники, как говорит про них сестра Моулефейс. Они здоровые и счастливые и живут в своей родной стране. Как жаль, что я не китаянка.

Моего отца уже нет четыре месяца, две недели и четыре дня. Это значит, что я уже один месяц, одну неделю и три дня смотрю на дорогу, не идет ли он. Он сказал, что по пути из Англии привезет мне новую куклу. Он самый лучший папа на свете. Он намного лучше, чем эта глупая мама Сюзанны, которая выглядит как куча навоза, хотя от нее и пахнет цветами.

Анна посмотрела на свои руки, а потом слегка похлопала себя по бедрам, ощутив под пальцами мягкий струящийся шелк и чисто вымытое тело. Ей еще никогда в жизни не приходилось носить ничего похожего на это чудесное платье из желтого шелка. Прошло уже больше года с тех пор, как она последний раз принимала ванну. Именно так — долго и в свое удовольствие. Она должна была чувствовать себя расслабленной и отдохнувшей, по-особенному чистой, но вместо этого ощущала какую-то неясную тревогу. Не то чтобы она чувствовала себя виноватой, нет. Просто не такой добродетельной, как раньше.

К счастью, чувство вины ей было хорошо знакомо, и Анна уже научилась не обращать на него внимания. У нее даже имелось оправдание — она поклялась, что сделает все возможное, чтобы спасти свою жизнь. Чего стоит этот маленький спектакль по сравнению с ее жизнью? Если, удовлетворяя себя, она сумела понравиться палачу, любителю эротических сцен, то, значит, так тому и быть. Она не должна испытывать по этому поводу никаких угрызений совести. Она просто спасает свою жизнь.

Она сделала это специально, желая подразнить мандарина, который наверняка за ней подглядывал. Зачем она так поступила? Зачем засунула пальцы между ног и совершила то, против чего предостерегают священники в каждой своей проповеди со времен основания Церкви? Да потому, что ее собираются казнить. Какая же она глупая! В первую очередь нужно думать о том, как дожить до завтрашнего дня, а не о том, чего ей это будет стоить. Однако, стараясь быть честной с самой собой, Анна призналась, что в последние часы жизни ей хотелось получить хотя бы немного удовольствия и перед окончанием своего земного существования пережить экстаз. Все это, конечно, глупо, но она не смогла себя остановить. Ей необходимо было облегчение. Она должна была почувствовать — пусть даже с помощью собственной руки, — что же делает жизнь прекрасной. Когда она коснулась себя, ее эротическая мечта снова предстала перед ней, наполнив содержанием последние в ее жизни сладостные минуты.

И вот теперь ей предстояло принять смерть. Анна даже не вздрогнула, ощутив прикосновение холодного лезвия, которое скользнуло по ее плечу, целясь прямо в горло. Она почувствовала свежее дыхание ветра, когда ее враг приподнял тяжелую занавеску и вошел в комнату. Она ясно слышала его тяжелое дыхание и видела, как он занес над ее головой сверкающий клинок. Кто-то же должен был прийти, чтобы убить ее. Это, наверное, кара Господня за ее распутство.

А может, и нет. Она быстро ударила нападавшего локтем по ребрам, и нож не успел коснуться ее шеи. Кроме того, этот человек — теперь она видела, что это был Цзин-Ли, — очевидно, совершенно не знал, как нужно перерезать горло. Он как-то неуверенно держал нож в руках, да и ее не сумел схватить так, чтобы она не смогла даже пошевельнуться. Ей легко удалось выбить у него оружие. Потом она вырвалась из крепких рук и с силой ударила мужчину в грудь.

Цзин-Ли пошатнулся, отклонился назад и ударился о ванну. Конечно, было бы лучше, если бы он упал плашмя, однако этого не произошло. Что ж, значит, все это быстро закончится. К несчастью, он попытался остановить падение и вытянул руку вперед. Но рука оказалась полностью под водой, и он ударился подбородком о край деревянной ванны. Стараясь восстановить равновесие, Цзин-Ли быстро перебирал ногами по мокрому полу, чтобы найти точку опоры, и, естественно, поскользнулся. Так как ноги уже не держали его, он наклонился вперед и с размаху ударился шеей о край ванны. Когда Цзин-Ли застонал от боли, ей даже захотелось помочь ему. Разумеется, Анна не собиралась убивать этого человека, ей нужно было только обезоружить его. Но его ноги так сильно дергались, что она побоялась подойти к нему поближе. Потом он свалил стол, на котором, к счастью, не было ни чернильницы, ни кистей, и углом этого тяжелого бамбукового стола ей придавило юбку. Хотя слуга отчаянно кричал и громко ругался, Анна все же услышала треск материи. Посмотрев вниз, она едва сдержалась, чтобы не выругаться самой.

Ее юбка разорвалась именно в том месте, куда упал край стола, и дыра эта по форме напоминала перевернутую букву V. Теперь левая нога Анны была абсолютно голой. К тому же тяжелый стол оцарапал ее кожу до крови. Она и сама не понимала, что ее раздражало больше.

В этот момент кто-то резко сорвал вышитую шелком занавеску, закрывавшую дверь, и комната наполнилась ярким светом. В нее ворвался палач, похожий на карающего ангела возмездия. Его лицо выражало безграничную ярость, а длинная черная косичка резко подпрыгивала и билась о спину. Внезапно он куда-то исчез.

Анна не сразу поняла, что палач просто грохнулся на пол. Он так спешил ей на помощь, что поскользнулся на мокром полу. Однако, в отличие от своего слуги, он упал очень аккуратно, успев вытянуть вперед руки, как будто собирался отжиматься от пола. У него была хорошая координация, и он быстро вскочил на ноги, а потом снова упал, подтянув под себя колени. Через несколько секунд он-таки встал на ноги и теперь уже выглядел совершенно спокойным, хотя его дорогая шелковая одежда намокла и потемнела.