Умереть, чтобы воскреснуть - Андрей Воронин

Главных улик катарская сторона, конечно, не могла назвать — их действительно предоставили американцы. Вывод Олега оказался верным: возле главной мечети Дохи ЦРУ имело несколько скрытых камер, расположенных слишком высоко, чтобы быть замеченными с земли. В Катаре об этом знало только руководство службы безопасности. Именно руководство затребовало у ЦРУ пленки: если мы сотрудничаем, значит, делимся сведениями.

Чеченцы кончили Яндарбиева или русские — для ЦРУ не представляло интереса. Им не хотелось портить с Россией отношения в случае второго варианта, но отказывать катарцам было не с руки. Зачем обижать хозяев, которые предоставляют ЦРУ на своей земле полную свободу? Американцы передали копии пленок, потребовав, чтобы они не фигурировали в деле.

Великолепное разрешение кадра позволяло четко прочесть номер минивэна. Имея точный номер, катарская служба безопасности не стала отвлекаться на название фирмы на борту. Они моментом определили, где и кем машина взята напрокат. Имея приметы и фамилии россиян, их тут же сообщили во все ближайшие аэропорты. Так что арест Пашутинского оказался делом техники.

Веденеев мог рассчитывать на лучшее, но его напарник не успел стереть из памяти мобилъника номер последнего вызова. Звонок был как раз из загородного дома — Коломийцев интересовался, все ли благополучно. После этого шеф катарской службы безопасности дал добро группе захвата.

Спустя полгода после операции «Оазис» в другой стране и другом загородном доме развивались на первый взгляд гораздо менее драматические события. Вероника раскладывала на большое блюдо крохотные суши. Они были разных сортов, и ей хотелось выложить с их помощью нечто красивое — например, розоватое солнце, встающее над водой.

— Мне не хватает еще тунца, — прохныкала она капризно. — Денис, у тебя нет больше суши с тунцом, хотя бы штучки три.

— Хрен его знает. Глянь в холодильнике, — ответил парень с мягким загаром и золотистыми волосами до плеч, внешне похожий на юношу эпохи Возрождения.

— Хватит уже перекладывать, — заметила Веронике Маша Прилукская. — Однажды я благополучно отравилась такими вот суши. Все потому, что они целый вечер лежали на столе, в жаре.

— Совсем отравилась? — уточнил Мирон. — Блевала в унитаз?

— Нет. Ты разочарован? Если такое случится, я специально тебе позвоню и буду терпеть до твоего приезда, зажимая ладонью рот.

Так и не найдя добавочных суши с тунцом, Вероника отнесла большое блюдо на стеклянный столик.

— Так даже лучше, — оценила она. — Полностью законченная картина выглядит мертвой.

Глеб находился как раз на кухне, откуда Вероника забрала блюдо, — сидел в непосредственной близости к «подшефным» на высоком табурете у стойки, по типу барной. Вдобавок отсюда он мог обозревать через окно подстриженный газон и часть небольших туй, равномерно рассаженных по периметру большого участка.

Каланцова он отправил на крышу следить за окрестностями: соседними участками, полоской асфальта, берегом озерца и опушкой леса. Отсутствие комфорта здесь компенсировалось красотой пейзажа и тишиной — возможность не видеть и не слышать «подшефных» Каланцов ценил как великое благо.

Сиверову, наоборот, следовало присмотреться и прислушаться к компании повнимательнее. Он не имел большой практики охранных мероприятий, но твердо знал, что главные проблемы создает не противник, а сами охраняемые. Особенно если их достаточно много и они из привилегированных кругов.

— Как вам мой соевый соус? — поинтересовался Денис в качестве хозяина.

— По-моему, пересолил, — пробормотал Мирон с полным ртом.

— А я ловлю кайф, когда ем что-нибудь сильно соленое, сильно сладкое или сильно жирное. Когда живешь за бугром постоянно, начинает доставать их озабоченность проблемами жрачки. Лишняя соль, лишний сахар, лишний холестерин.

— Они просто не хотят к полтиннику превратиться в свиней с вытаращенными глазами.

— Дожить до полтинника? Это же катастрофа.

— Поддерживай отношения на другом социальном уровне. Там хлещут пиво и не парятся насчет калорий.

— Между прочим, я завел себе пару друзей из футбольных болельщиков. Полные кретины, но с ними весело.

Никто не подсаживался к столику с суши. Все брали их мимоходом, медленно двигаясь по просторному холлу в беспорядочном хороводе. Будто играли в игру, где остановиться означало проиграть. Слепой впервые оценил всю точность слова «тусовка».

Они именно тусовались. Кто-то усаживался на спинку кресла, потом вставал, чтобы ткнуть в клавишу на пульте и переключить трек песни, не дослушав до конца. Кто-то подходил к бару налить вина, а потом принимался кружить с сигаретой в поисках пепельницы.

Слепой наблюдал за ними сквозь открытый проем, как за существами с другой планеты. Впрочем, инопланетяне вызвали бы у него живейший интерес, а эта компания при всей своей чуждости не вызывала ни малейшего. Он только по обязанности слушал и пытался вникать.

— Эй! Не подкинете нам пепельницу? — послышался голос Маши Прилукской, ненадолго выпавшей из поля зрения. — Она где-то там, рядом с вами.

Глеб сразу вспомнил ненависть к этой особе своего предшественника. Прилукская в самом деле умела передать скупыми средствами бездну презрения к «обслуге». Это чувство было для нее настолько само собой разумеющимся, что у недостаточно крепкого человека мог легко развиться комплекс неполноценности.

Глеб не увидел рядом пепельницу и не стал крутить головой. В памяти ее конкретно не фиксировал — просто целостный образ большой кухни.

Сейчас он поставил его перед мысленным взором и увидел пепельницу у себя за спиной, на краю хромированной мойки.

— Я человек ленивый, — отозвался Слепой. — Так что не бейте напрасно язык. — Претендует на звание мужчины, — прокомментировала Маша за стенкой. — И считает для себя зазорным оказать услугу женщине.

— Рано или поздно мне придется быть невежливым. Зачем же откладывать это дело в долгий ящик?

Возможно, его предшественник хотел вначале выглядеть приятным во всех отношениях человеком, джентльменом по отношению к дамам. А закончил жгучей ненавистью.

Глеб не забывал посматривать в окно — на газоне разлегся крупный пудель, лысый садовник подстригал кусты большими ножницами. Сиверов твердо знал, что «великолепной пятерке» не удастся вывести его из себя. Он не завидовал их привилегиям и не ждал от них уважения. Он смотрел на них примерно так же, как энтомолог смотрит на редких мотыльков под стеклянным колпаком — мотыльков, которых надо всеми силами оберегать ради интересов науки.

— В случае со Слепым интересы науки заменял приказ. Он никогда не верил, что устные распоряжения генерала Потапчука отражают некую истину в последней инстанции, что каждой своей буквой они служат высшим интересам Отечества.