Неудобное наследство. Гены, расы и история человечества - Николас Уэйд

Несмотря на бурный промискуитет самок шимпанзе, альфа–самец каким–то образом ухитряется осуществить свое «право первой ночи» и стать отцом большой доли потомства группы — до 36%, по данным одного исследования, проводившегося на основании ДНК-тестов на отцовство, или 45%, за исключением близких родственниц, с которыми он избегает спариваться. Высокоранговые самцы — его союзники — вместе набирают 50% отцовства.

Важная черта групп шимпанзе — то, что самки, достигая возраста полового созревания, обычно уходят в соседние группы, а самцы остаются там, где родились: такая система распределения называется патрилокальностью. Уход после полового созревания, служащий для предотвращения инбридинга, распространен в сообществах приматов, однако большинство из них матрилокальны, то есть уходят самцы, а самки остаются в родной группе. Шимпанзе, многие общества охотников–собирателей и в некоторой степени гориллы патрилокальны. Вероятно, такая система распределения во многом связана со склонностью шимпанзе и людей к военным действиям: группа самцов, выросших вместе, будет более сплоченно защищать свою территорию. То, что самцам требуется оставаться вместе, вынуждает уходить самок, во избежание инбридинга.

Странной особенностью сообществ шимпанзе, по крайней мере с точки зрения человека, является то, что там почти незаметны родственные связи. Если вы родились в группе шимпанзе, то будете знать свою мать и сиблингов, рожденных несколькими годами раньше или позже вас, потому что это те шимпанзе, которые окружают вашу мать. Но вы не будете иметь ни малейшего представления, ни кто ваш отец, хотя им должен быть один из самцов группы, ни кто ваши родственники, пусть даже вы видите их ежедневно. Точно так же вы не будете знать родственников своей матери, которых она покинула вместе с родной группой, когда подростком перешла в вашу. Когда патрульные группы шимпанзе вторгаются на чужую территорию, самцы, которых они убивают, могут оказаться родственниками или свойственниками ушедших в эту группу дочерей и сестер патрульных. Но атакующим об этом родстве ничего не известно.

Как же тогда произошел фундаментальный переход от шимпанзеподобного общества наших общих предков к охотничье–собирательским обществам, в которых все люди жили до 15 000 лет назад и где центральным институтом является родство? Вероятные стадии этого процесса убедительно изложены приматологом Бернаром Шапэ. По его мнению, важнейшим поведенческим изменением стало возникновение моногамии или хотя бы стабильных отношений между самцом и самкой с целью размножения и воспитания потомства.

Рассмотрим популяцию шимпанзеподобных существ, живших в африканском лесу более 5 млн лет назад. Свирепая засуха охватила Африку 6,5–5 млн лет назад, и леса стали сокращаться, уступая место редколесьям и саваннам. Возможно, это событие и вынудило популяцию разделиться на две группы, одна из которых эволюционировала в шимпанзе, а вторая — в человека. В условиях засухи часть популяции удержалась в привычном хабитате и стала предками шимпанзе. Другая часть покинула деревья и начала искать новые источники пропитания на земле, несмотря на риск быть пойманными на открытом пространстве крупными кошачьими или другими хищниками. Эта группа стала предками человеческой ветви.

Группа, попробовавшая жить на земле, в итоге перешла к прямохождению, возможно потому, что ходьба на двух ногах более эффективна, чем с опорой на костяшки согнутых пальцев рук (таким образом крупные человекообразные обезьяны используют передние конечности в качестве передних ног). Освобождение передних конечностей, будучи лишь побочным результатом прямохождения, оказалось адаптацией с далеко идущими последствиями, потому что теперь стало возможно использовать руки для удерживания инструментов и для жестикуляции.

Еще одна адаптация, столь же случайная и перспективная, привела к преобразованию социальной структуры. Началась она с практики охраны полового партнера, которая развилась в стабильные парные отношения и в итоге в моногамию — связь между одним самцом и одной самкой.

Самцы практических всех видов приматов, даже шимпанзе, в какой–то мере охраняют самок — чтобы отпугнуть других самцов и улучшить собственные шансы стать отцом детенышей этих самок. В условиях более опасной жизни на земле охрана самок в популяции шимпанзеподобных предков, покинувших деревья, вероятно, стала более распространенной практикой.

Если самец часто держится поблизости от самки для защиты, он будет также помогать с кормлением и заботой о детенышах. То, что в выращивании потомства стали участвовать оба родителя, изменило очень многое, утверждает Шапэ. Период детской зависимости теперь мог продолжаться на несколько лет дольше. Дети стали рождаться на более ранней стадии развития, поскольку оказывались более защищенными, а раннее рождение позволило мозгу увеличить время роста вне материнской утробы. Человеческий мозг в итоге стал в три раза больше мозга шимпанзе.

Поначалу самцы охраняли столько самок, сколько могли, но еще одно изменение поневоле привело их к моногамии. Этим изменением стало появление оружия. Изначально решающим фактором в отпугивании других самцов служила физическая сила. Но оружие — великий уравнитель, поскольку, как правило, сводит на нет преимущество в размерах. Цена содержания большого гарема стала слишком высокой для большинства самцов: оружие вынудило их довольствоваться одной подругой. Парная связь между самцом и самкой установилась и закрепилась.

Когда отец держится вместе с потомством, это совершенно меняет социальные связи. В обществах с высоким уровнем промискуитета, как у шимпанзе, особь знакома только с матерью и сиблингами, с которыми вместе растет. При моногамии люди стали знать не только мать и отца, но и всех родственников отца. Самцы в сообществе теперь узнавали не только своих дочерей, но и, когда дочери уходили в соседнюю группу, мужа дочери и его родителей.

Соседи, к которым относились враждебно, теперь начали представать в совершенно ином свете. Те самцы, которых когда–то убивали при встрече, перестали быть врагами — они стали свойственниками, получающими точно такие же выгоды от заботы о благополучии детей дочери или сестры. Таким образом в зарождающейся человеческой ветви возникла новая, более сложная социальная структура — племя, то есть несколько групп, связанных друг с другом посредством обмена женщинами.

Война между соседними группами — обычная практика шимпанзе — теперь перешла на племенной уровень. Племена, вероятно, сражались так же свирепо, как прежде группы, но внутри каждого племени правилом теперь стала кооперация.

Это основополагающее преобразование в социальной структуре, по–видимому, началось вместе с разделением предковых популяций, ведущих к шимпанзе и людям. Но моногамия, вероятно, не являлась значимой до появления человека работающего — Homo ergaster, около 1,7 млн лет назад. Это первый предок человека, у которого самцы были ненамного крупнее самок. Значительная разница в размерах между полами, как у горилл, указывает на конкуренцию между самцами и гаремную структуру. Разница в размерах уменьшается по мере того, как все большее распространение получает моногамия.

Учитывая отличия социального поведения шимпанзе от человеческого, нет причин сомневаться, что оно имеет генетическую основу. Обе линии — и шимпанзе, и человеческая — должны были унаследовать набор генов, регулирующих социальное поведение, и у каждого вида гены, отвечающие за социальное поведение, должны были эволюционировать по мере того, как социальная структура менялась в соответствии с условиями выживания общества.