Ребёнок от сводного врага - Каролина Дэй
Шрифт:
Интервал:
Наверное, это называется иначе, но я не ищу название. Оно само придет со временем.
Внезапно открывается дверь, и врывается медсестра с маской на лице. Не могу точно разглядеть возраст, но вижу, как она улыбается глазами, оглядывая нас.
— Добрый день, Даниил. Нужно обработать спицы. Готовьте ногу.
— Я пойду, — выпаливаю быстро, не дожидаясь, пока снимут одеяло с поврежденной ноги, поднимаюсь с места и…
— Приходи завтра.
Нет, я не ухожу, хотя очень хочу. Оборачиваюсь и сталкиваюсь с чистой зеленью в мужских глазах. Он смотрит с надеждой, без наигранности и желания сделать гадость.
— Хорошо.
Почему мое сердце бьется быстрее? Почему нежный взгляд Дана проникает глубже в мою душу, чем я хочу? И почему он не отпускает меня? Столько вопросов, но я не нахожу других ответов, кроме одного. Мы оказались в одной лодке и нуждаемся друг в друге. Как знакомые. Как люди, которым не все равно. Как… брат с сестрой.
Наши родители слишком эгоистичны. Мы остались оба у разбитого корыта. Но Дане нужна поддержка больше, чем мне, — с разбившимися розовыми очками. Он не будет чувствовать себя одиноким.
И я не буду.
Я просто киваю в ответ, и хочу развернуться, но меня снова останавливает бархатный, чуть уставший голос.
— Эльза?
— М?
— Почаще зови меня Даном.
Я и так называю, просто ты не замечаешь…
— Что нарисовала на этот раз? — устало докапываюсь до девчонки. Сидит уже час и никак не может показать, что у нее выходит. А мне интересно, между прочим.
Эльза поднимает прозрачно-голубые глаза из-за альбома, который сложила на согнутые в коленях ноги, сидя на подоконнике. Как она сказала, ей лучше сидится у окна, когда на улице пасмурно и свет не бьет в глаза, нежели на стуле, глядя на абсолютно белые стены палаты и постельное белье. Хоть я и попросил медсестер найти темное белье, стены перекрасить не могу.
— Еще рано, подожди пару минут, — отвечает она с улыбкой на белоснежном лице.
— Эти «пара минут» были пару минут назад!
— Почему ты такой нетерпеливый? Осталось совсем чуть-чуть.
Если бы у меня была возможность, я бы резко встал с кровати и отнял бы этот проклятый альбом. Но она хитрая, устроилась подальше, да еще и на подоконнике, а моя травма не позволяет делать резкие движения. Пока что.
Доктор обрадовала меня новостью. Я смогу ходить и вести полноценный образ жизни. Всего несколько месяцев реабилитации, и я стану как огурчик. Но меня это не особо обрадовало. На поле я все равно не смогу выйти, как и не смогу повернуть время вспять, чтобы увернуться от противника. Ничего не вернуть, случилось то, что случилось. Я пытаюсь смириться со своей судьбой и, лежа один в палате, пытаюсь понять, почему судьба поступила так жестоко. Я спрашивал «почему?». Но одна только постановка вопроса не решит проблему.
Наверное, я бы загнулся за эти недели, если бы не одна белобрысая особа. Она приходила каждый день. Даже когда не хотел ее видеть, даже когда боль в ноге казалась невыносимой. Я посылал ее, а затем просил остаться. Я прогонял ее, а когда она уходила, нуждался в ее внимании. Почему? Потому что чувствовал себя одиноким.
Мое отношение к сводной сестре резко изменилось. Раньше я ненавидел ее за показную невинность, не подозревая, что она на самом деле такая. Ее округлившиеся на новость о свадьбе родителей глаза, подрагивающие руки и шок на белоснежном лице расставили все по своим местам. Мне не стоит ненавидеть человека за то, что мы оказались в одной лодке, что мы слишком похожи.
Больше, чем я подозревал…
Отец с мачехой еще не вернулись с Мальдив, друзья уехали на какую-то вечеринку, парни из команды скорее обрадовались, что такой наглец, как Даниил Богатов, больше не будет играть вместе с ними. Марина пришла однажды после шопинга и расплакалась, когда увидела ногу. Ужас и страх в ее глазах дали понять, что лучше ей не появляться здесь, да она и сама не горела желанием.
— Знаешь, милый, я так не люблю запах лекарств. Меня от них подташнивает, — говорит она жалобным голосом по телефону.
После этого я сбросил звонок и брал трубку только в редких случаях, когда было настроение, а его почти никогда не было. Ключевое слово — почти.
— Ты готов? — Эльза вытаскивает меня из воспоминаний.
— Ну, давай.
Она медленно разворачивает альбом ко мне лицом и глядит на меня в немом ожидании. Она прекрасно рисует, я оценил ее талант, когда впервые увидел черно-белые рисунки, точнее, себя на них. Линии не всегда четкие, я замечал, как она прищуривается, когда рисует, и слишком близко подносит альбом к лицу. Интересно, это из-за зрения?
После того как Эльза рассказала о проблемах со зрением, я прочитал все, что связано с альбиносами, и даже больше. Именно поэтому попросил медперсонал поменять цвет постельного белья.
Интересно, как она живет в нашем светлом доме?
На рисунке я изображён анфас. Глаза закрыты, лицо умиротворенное, спокойное. Одна рука вытянута вдоль туловища, а другая закинута за голову. Губы чуть приоткрыты. Не сильно, как показывают в кино у пьяницы, заснувшего на газоне, а слегка. Чувственно, что ли, будто готов поцеловать прекрасную девушку из сновидений. Что-то меня понесло не в ту сторону. О чем я думаю?
— Я такой умиротворенный здесь.
— Ты только во сне такой спокойный, — растягивает полные, слегка покрасневшие губы в улыбке.
— И все? А за рулем?
— О, вряд ли!
— Почему это? — возмущённо смотрю на Эльзу, которая тут же строит серьезную гримасу.
— Ты слишком напряжен и зол за рулём.
Просто в те дни, когда я подвозил тебя в университет, проклинал пробки, родителей и все живое за то, что мне приходилось тратить время на тебя, «сестренка».
Однако вслух не произношу эти слова. Зачем ее обижать? Не сомневаюсь, что она поняла бы меня, однако в глубине души держала бы обиду, но никогда не показывала ее. Закрытая, как одуванчик в ночи, но раскрывается, когда наступает рассвет. Однако мне хочется постепенно раскрыть ее самому. Так я узнал, что у нас похожий музыкальный вкус, одинаковая любовь к року и ненависть к современной музыке.
— Вот ты понимаешь, что они лепечут? Ощущение, как будто им в рот прыснули лидокаин и заставили записывать трек! — возмущенно начинает Эльза. — Даже скримеры поют понятнее.
И я полностью солидарен с ней.
— Очень красиво, — улыбаюсь, глядя на карандашный рисунок. — Оставишь его мне?
— Зачем? — небесные глаза испуганно распахиваются в ответ на мою просьбу.
— На память. На что я буду смотреть ночью?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!